ДРАМАТУРГИ ИЗ "СОБАЧЬЕГО ЗАЛА"

Все от пустяков - вроде дырки в кармане. В те самые времена, о которых я пишу сейчас, был у меня один разговор:

- Персидская ромашка! О нет, вы не шутите, это в жизни вещь великая. Не будь ее на свете - не был бы я таким, каким вы меня видите, а мой патрон не состоял бы в членах Общества драматических писателей и не получал бы тысячи авторского гонорара, а "Собачий зал"... Вы знаете, что такое "Собачий зал"?..

- Не знаю.

- А еще репортер известный, "Собачьего зала" не знаете!

Разговор этот происходил на империале вагона конки, тащившей нас из Петровского парка к Страстному монастырю. Сосед мой, в свеженькой коломянковой паре, шляпе калабрийского разбойника и шотландском шарфике, завязанном "неглиже с отвагой, а ля черт меня побери", был человек с легкой проседью на висках и с бритым актерским лицом. Когда я на станции поднялся по винтовой лестнице на империал, он назвал меня по фамилии и, подвинувшись, предложил место рядом. Он курил огромную дешевую сигару. Первые слова его были:

- Экономия: внизу в вагоне пятак, а здесь, на свежем воздухе, три копейки... И не из экономии я езжу здесь, а вот из - за нее... - И погрозил дымящейся сигарищей. - Именно эти сигары только и курю... Три рубля вагон, пол - тора рубля грядка, да - с, - клопосдохс, настоящий империал, потому что только на империале конки и курить можно... Не хотите ли сделаться империалистом? - предлагает мне сигару.

- Не курю, - и показал ему в доказательство табакерку, предлагая понюшку.

- Нет уж, увольте. Будет с меня домашнего чиханья.

А потом и бросил ту фразу о персидской ромашке... Швырнул в затылок стоявшего на Садовой городового окурок сигары, достал из кармана свежую, закурил и отрекомендовался:

- Я - драматург Глазов. Вас я, конечно, знаю.

- А какие ваши пьесы?

- Мои? А вот...

И он перечислил с десяток пьес, которые, судя по афишам, принадлежали перу одного известного режиссера, прославившегося обилием переделок иностранных пьес. Его я знал и считал, что он автор этих пьес.

- Послушайте, да вы перечисляете пьесы, принадлежащие... - Я назвал фамилию.

- Да, они принадлежали ему, а автор их - я. Семнадцать пьес в прошлом году ему сделал и получил за это триста тридцать четыре рубля. А он на каждой сотни наживает, да и писателем драматическим числится, хотя собаку через "ять" пишет. Прежде в парикмахерской за кулисами мастерам щипцы подавал, задаром нищих брил, постигая ремесло, а теперь вот и деньги, и почет, и талантом считают... В Обществе драматических писателей заседает... Больше ста пьес его числится по каталогу, переведенных с французского, английского, испанского, польского, венгерского, итальянского и пр. и пр. А все они переведены с "арапского"!

- Как же это случилось?

- Да так. Года два назад написал я комедию. Туда, сюда - не берут. Я - к нему в театр. Не застаю. Иду на дом. Он принимает меня в роскошном кабинете. Сидит важно, развалясь в кресле у письменного стола.

- Написал я пьесу, а без имени не берут. Не откажите поставить свое имя рядом с моим, и гонорар пополам, - предлагаю ему.

Он взял пьесу и начал читать, а мне дал сигару и газету.

- И талант у вас есть, и сцену знаете, только мне свое имя вместе с другим ставить неудобно. К нашему театру пьеса тоже не подходит.

- Жаль!

- Вам, конечно, деньги нужны? Да?

- Прямо жить нечем.

- Ну так вот, переделайте мне эту пьесу. И подал мне французскую пьесу, переведенную одним небезызвестным переводчиком, жившим в Харькове. Я посмотрел новенькую, только что процензурованную трехактную пьесу.

- Как переделать? Да ведь она переведена!

- Да очень просто: сделать нужно так, чтобы пьеса осталась та же самая, но чтобы и автор и переводчик не узнали ее. Я бы это сам сделал, да времени нет... Как эту сделаете, я сейчас же другую дам.

Я долго не понимал сначала, чего он, собственно, хочет, а он начал мне способы переделки объяснять, и так - то образно, что я сразу постиг, в чем дело.

- Ну - с, так через неделю чтобы пьеса была у меня. Неделя - это только для начала, а там надо будет пьесы в два дня перешивать. Через неделю я принес. Похвалил, дал денег и еще пьесу. А там и пошло, и пошло: два дня - трехактный фарс и двадцать пять рублей. Пьеса его и подпись его, а работа целиком моя.

Я заинтересовался, слушал и ровно ничего не понимал.

Вагон остановился у Страстного, и, слезая с империала, Глазов предложил мне присесть на бульваре, у памятника Пушкину. Он рассказывал с увлечением. Я слушал со вниманием.

- Как же вы переделывали и что? Откуда же режиссер брал столько пьес для переделки? - спросил я.

- Да ведь он же режиссер. Ну, пришлют ему пьесу для постановки в театре, а он сейчас же за мной. Прихожу к нему тайком в кабинет. Двери позатворяет, слышу - в гостиной знакомые голоса, товарищи по сцене там, а я, как краденый. Двери кабинета на ключ. Подает пьесу - только что с почты - и говорит:

- Сделай к пятнице. В субботу должны отослать обратно. Больше двух дней держать нельзя.

Раз в пьесе, полученной от него, письмо попалось: писал он сам автору, что пьеса поставлена быть не может по независящим обстоятельствам. Конечно, зачем чужую ставить, когда своя есть! Через два дня я эту пьесу перелицевал, через месяц играли ее, а фарс с найденным письмом отослали автору обратно в тот же день, когда я возвратил его.

Мой собеседник увлекся.

- И сколько пьес я для него переделал! И как это просто! Возьмешь, это самое, новенькую пьесу, прочитаешь и первое дело даешь ей подходящее название. Например, автор назвал пьесу "В руках", а я сейчас - "В рукавицах", или назовет автор - "Рыболов", а я - "На рыбной ловле". Переменишь название, принимаешься за действующих лиц. Даешь имена, какие только в голову взбредут, только бы на французские походили. Взбрело в голову первое попавшееся слово, и сейчас его на французское. Маленьких персонажей перешиваешь по - своему: итальянца делаешь греком, англичанина - американцем, лакея - горничной... А чтобы пьесу совсем нельзя было узнать, вставишь автомата или попугая. Попугай или автомат на сцене, а нужные слова за него говорят за кулисами. Ну - с, с действующими лицами покончишь, декорации и обстановку переиначишь. Теперь надо изменять по - своему каждую фразу и перетасовывать явления. Придумываешь эффектный конец, соль оригинала заменяешь сальцем, и пьеса готова.

Он сразу впал в минорный тон.

- Обворовываю талантливых авторов! Ведь на это я пошел, когда меня с квартиры гнали... А потом привык. Я из - за куска хлеба, а тот имя свое на пьесах выставляет, слава и богатство у него. Гонорары авторские лопатой гребет, на рысаках ездит... А я? Расходы все мои, получаю за пьесу двадцать рублей, из них пять рублей переписчикам... Опохмеляю их, оголтелых, чаем пою... Пока не опохмелишь, руки - то у них ходуном ходят...

* Оглавление * 1 * 2 *

Баннерная сеть "Исторические сайты"