КОНИ ПРОЗЕРПИНЫ
Плещут волны Флегетона, Своды тартара дрожат: Кони бледного Плутона Быстро к нимфам Пелиона Из аида бога мчат.
Мчатся, облаком одеты, Видят вечные луга, Элизей и темной Леты Усыпленные брега.
А. Пушкин. "Прозерпина"
Дочь Зевса и Деметры, богини плодородия, Прозерпина была похищена Плутоном, владыкой подземного царства. Плутон уговорил прекрасную Прозерпину проглотить гранатовые зерна - символ неразрывного союза. И она стала навсегда жительницей подземного мира. Но мать тосковала по дочери и упросила Зевса сделать так, чтобы Прозерпина часть года проводила на земле. Потаенной тропой выходила дочь Деметры на поверхность, одновременно выпуская на землю сновидения. Об этом написал стихотворение Пушкин, вольно перелагая Парни, которого называли "первым элегическим и насмешливым поэтом Франции".
Когда я вижу вырывающиеся из темного туннеля поезда, когда в глубине подземной реки загорается сначала свет на рельсах, а затем один за другим вспыхивают три огня и вагон подходит к залитым светом залам метро, я вспоминаю Прозерпину. Вот где теперь скачут, служат людям кони бледного Плутона...
Итак, читатель, опустимся вместе со спешащими москвичами, этой веселой, нарядной и оживленной толпой, в легендарно-реальный мир подземный, в царство Прозерпины.
Во многих странах железную дорогу, проходящую обычно в туннелях, под улицами или вне их, называют подземкой. В Москве это наименование не привилось. Никто не называет метро подземкой, хотя, как правило, родные слова теснят заимствованные. В начале века, например, все говорили - аэроплан. Теперь это слово полузабыто, ибо мы все летаем на самолетах. Но "метро" и даже "метрополитен" остались. Почему? Не назовешь подземкой волшебный подземный город, где все блестит, переливается, сверкает... Когда мягко скользящая лестница опускает нас глубоко под землю и город остается где-то высоко - он там, за метровским небом,- перед взором расстилается нескончаемая страна мрамора и гранита, озаренная электрическими огнями. Прижившееся у нас французское слово "метрополитен" восходит к древнегреческому "метрополия", то есть государство-полис, государство-город, город-мать.
Московский метрополитен - рукотворное сказочное царство мрамора, озаренного снопами электрического света. Олицетворением подземного мира можно считать мрамор, в котором, словно в бездонном океане вечности, от рассвета до рассвета купаются лучи.
Мы привыкли к этой подземной московской сказке, и отношение к владениям Прозерпины - будничное, домашнее, свойское. Удивительного в этом ничего нет - только заправский домосед хотя раз в сутки не побывает в подземном городе. Даже обладатели собственных автомашин - их теперь в Москве тьма-тьмущая - не обходятся без вылазок в гости к Плутону. Метро для москвича - дом родной, своя лестничная площадка, привычная улица... Но иногда в ночную пору, возвращаясь из театра или проводив на вокзал родственника, посмотришь, спускаясь по опустевшей лестнице, на метровский зал - боже какая красота!.. Даже под итальянским солнцем мрамор так не выказывает своего природного прекрасного совершенства. Волей-неволей вспоминаешь, что со времени Праксителя, нет, с более ранних пор, человек любит мрамор - из него рождались вековечные создания человеческого гения. Сооружения Афин, Рима и Византии связаны с мрамором, цвет и рисунок которого проступают на поверхности, "показывают себя" после тщательной полировки. Аполлон Майков, поэт, любивший погружаться в былое, воссоздавать картины ушедших цивилизаций, писал в некогда знаменитых стихах: "Возьмем корабль! летим стрелою к Афинам, в мраморный Пирей!" Теперь Пирей - обыкновенная гавань, приморский городской район; но, как и тысячелетия назад, над Афинами возвышается мраморный Акрополь, чьи очертания и сегодня звучат гимном гармонии. Мраморные колонны Парфенона, пронизанные солнечным светом, сродни голубому средиземноморскому небу, морю и выжженным скалам...
Вернемся в родную Москву. Бурно развивавшийся город еще в самом начале столетия стал мечтать о подземной дороге. Должны были произойти огромные события, чтобы желание могло осуществиться. К делу удалось приступить в 30-х годах, с тех пор проектирование и строительство продолжается непрерывно. Вступила в строй первая очередь метро в середине мая 1935 года - поезд проследовал от Сокольников до Парка культуры и отдыха им. Горького, останавливаясь на станциях "Красносельская", "Комсомольская", "Красные ворота", "Кировская", "Дзержинская", "Охотный ряд" (ныне "Проспект Маркса"), "Библиотека им. Ленина", "Дворец Советов" (ныне "Кропоткинская"). Кроме того, началось движение по арбатскому направлению, где возникли три станции.
Неописуемо было ликование москвичей, опустившихся в подземное царство. Конечно, все были поражены,- с какой быстротой из Сокольников можно было попасть на берег Москвы-реки в районе Крымского моста, с тогдашней дальней окраины ветром домчаться до центра. На улицах звучали хвалебные песни: "Придумано не худо, устроено хитро, плывет и не качается, течет и не кончается!" Это о непрерывно движущихся лентах-лестницах. На эстраде пели смешные куплеты о том, как последний московский извозчик отправляется запрягать лошадку "из Сокольников до Парка на метро". Именно тогда говорили: "Прощайте, извозчики"...
Когда пассажиры немного успокоились и огляделись, то увидели, что станции метро - огромные выставки мрамора и полированного гранита: их сияние превратило деловые залы в подземные сады, цветущие в любое время года. Под землей - вечное лето! Стены, столбы, многоцветные колонны и полуколонны облицованы мрамором - белоснежным, серо-голубым, светло-серым, бело-палевым, темно-красным, красно-желтым, красно-серым, розовато-желтым, нежно-розовым... Метро строила вся страна, и она присылала сюда каменные свои богатства.
Кроме чистой красоты, прекрасная облицовка сооружения создала и воплотила в зримые образы идею постоянства, покоя прочности, находящуюся в своеобразном противостоянии с вечным движением транспорта и людских толп. Словно Прозерпина украсила эти залы дарами матери своей Деметры, превратив камни в плоды!
Зодчие, создававшие станции метро, были связаны жесткими условиями строительства под землей: приходилось учитывать и пассажирский поток, его насыщенность, и глубину заложения станции, и способ работ в туннелях. В любом деле, особенно новом, не все течет гладко.
Когда за окнами вагона мелькают станции или попадаешь из одного подземного зала в другой, то совершаешь путешествие не только в пространстве, но и во времени. Художественные вкусы не стоят на месте. Они-то и сказываются в метро со всей очевидностью. Не надо быть знатоком, чтобы определить: вот это возводилось в 30-е годы, а следующий зал - в 70-е. Когда же думаешь о метро как о едином существе-лабиринте, то вспоминаешь не отдельные станции, залы и переходы; нет, перед глазами возникает сияющий кристалл, неудержимо, магически влекущий к себе. Беспокойные людские массы, напоминающие вулканическую лаву, непрерывно извергаются из недр, подчеркивая острый и насыщенный характер городской жизни.
Едва ли можно говорить о единстве облика всех странций, и у каждого есть свои привязанности. Выходя на станции "Красные ворота", я нет-нет да и вспомню Ивана Александровича Фомина, зодчего, создавшего это прекрасное сооружение. Начав архитектурную деятельность как сторонник классической ясности, Фомин настойчиво искал нити, которые соединили бы прошлое с современностью. Ученик Бенуа, строивший ампирные особняки, он мечтал обновить классические формы, пытаясь использовать традиции России для современных зданий. Одна из любимых достопримечательностей старой Москвы - триумфальные Красные ворота, возведенные еще в середине XVIII века Дмитрием Ухтомским, любившим сочетать ясность образа с богатством декоративного убранства. Станция "Красные ворота" Ивана Фомина - подземное эхо давнего сооружения, ныне исчезнувшего. Но все в сооружении Фомина - в трехсводчатых залах с прямоугольными колоннами и особенно темно-красный цвет мрамора, дополненный желтой, белой и серой гаммой,- заставляет вспомнить о делах и днях Д. В. Ухтомского, создателя первой в России архитектурной школы, из которой вышли Баженов и Казаков. Таким образом, станция метро Ивана Александровича Фомина - гимн Москвы своим зодчим.
Среди станций кировского направления "Красные ворота" была наиболее глубокой. Строители преодолели ощущение тяжести, приходящейся на пилоны, расчленив их, придав пространственность, объединяемую сводом, центральному помещению. Архитектурный образ, как, впрочем, живописный и словесный, редко бывает однозначным. Любуясь созданием Фомина, восхищаясь выразительной силой линий и насыщенностью цвета, думаешь об эпохе, которая под стать этому дворцу, отличающемуся спокойным мужеством, четкостью, яркостью. Высоко оценивая работу Фомина, Игорь Грабарь писал: "Уже в проекте замысел автора поражал своей внушительной простотой, найденной лаконичностью архитектурного языка, классического по внутреннему смыслу, по логической оправданности, но осовремененного, приближенного к нашим дням.
Фомин совершенно обошелся без колонн, загружающих большинство подземных станций, и мощными низкими гранитными пилонами охарактеризовал подземность пространства. С большим вкусом он придал им нарядность при помощи остроумно и уместно примененных тяг к ним.
Дань классицизму, принесенная в кессонах свода, здесь очень уместна, как противовес грузному низу. Фоминская станция, бесспорно, самая удачная из всех подземных станций первой очереди".
Иной красотой выделяются подземные станции "Маяковская" и "Кропоткинская", созданные Алексеем Николаевичем Душкиным также в довоенную пору. Пространство подземного зала "Маяковской", кажущееся неохватным, поражает легкостью и невесомостью, выразительным блеском нержавеющей стали, окаймленной темно-серым мрамором и красным орлецом. Трудно поверить, что мы под землей. Повторяющийся мотив - овальные арки, постоянно залитые светом. Метро было новым словом и в инженерии подземных сооружений. Так, в 1979 году, 16 марта газета "Известия" рассказывала, повествуя об опыте, который был проделан при возведении станции "Маяковская". "Тут впервые применены металлические конструкции, воспринимающие чудовищную нагрузку многометровой толщи грунта. Это позволило достичь той поразительной воздушности форм и удивительно изящных линий, какими очаровывает подземный зал "Маяковской". Заметных трудностей на монтаже металлоконструкций не возникало. Затруднения появились на этапе облицовки арочных поверхностей широкополосной нержавеющей сталью. Полосы полагалось отгофрировать на заданный профиль. И метростроевцы обратились туда, где в то время был единственный в стране широкополосный профилированный стан,- на Дирижаблестрой. Это уникальное предприятие, оснащенное новейшей техникой, построило целую эскадрилью дирижаблей. Наряду с полужесткими воздушными кораблями там как раз велся монтаж цельнометаллического складывающегося дирижабля системы Циолковского. Его оболочка состояла из металлических скорлуп, соединяемых в подвижной "замок". Для прокатки таких деталей и был установлен специальный стан. Дирижаблестрой заказ Метростроя выполнил в срок, а для надежности направил на "Маяковскую" своих монтажников, которые и в метро оказались на высоте. Более двадцати лет метростроевцы вели наблюдения за поведением металлоконструкций станции "Маяковская". За все время не обнаружилось ни малейшего изъяна. Поэтому с конца 50-х годов Метрострой стал довольно широко использовать металл для несущих конструкций".
Величава колоннада "Кропоткинской", облицованная кремоватым мрамором. Колонны, верх которых подсвечен скрытыми светильниками, напоминают фантастические растения, выросшие под землей. Человек, подобно мифическому Плутону, врубается в недра, создавая в первозданной стихии порядок, несущий красоту и ясность.
Интересны попытки создания подземных станций, напоминающих выставки-книги, выставки-альбомы. На "Белорусской" нас встречают народные орнаменты, словно перенесенные на камень с деревенских рушников, что вышивают неутомимые женские руки в селениях Полесья, в краях лесных озер, где в годы войны отличались геройством белорусские партизаны. "Киевская" заставляет нас вспомнить о пшеничных полях Украины, о славных днях Богдана Хмельницкого, о Киеве, что красуется над Днепром. Светлая желтизна "Рижской" напоминает солнечный янтарь Балтики, что веками слушал шум сосен, растущих на песчаных дюнах. Возникают и литературные темы. Так, на "Пушкинской" нас встречают стихи великого поэта, исполненные вечной мощи и красоты. Станцию "Площадь Свердлова" иногда называют аванзалом театрального центра страны, ибо возле нее расположены прославленные театры - Большой и Малый. Теме искусств и посвящены золотые фарфоровые рельефы, помещенные на сводах центрального зала.
К созданию подземного левиафана, ставшего нижним этажом Москвы, кроме рабочих, инженеров, техников, были приглашены живописцы, скульпторы, керамисты, мастера стекла и мозаики. Кто, скажите, не любовался пылающими цветами на сравнительно небольшой станции "Новослободская", в чьем названии живет память об окружающих некогда Москву слободах? Слобода ныне - полузабытое понятие. В давнее время слободой называли поселок около города или монастыря, пригород, иногда большое торговое село, особый городской квартал, пользовавшийся какими-либо дарованными преимуществами. Москву окружало множество монастырских, стрелецких и других слобод. Все это прекрасно помнил Павел Дмитриевич Корин, один из выдающихся художников нового времени.
Старая Русь не знала витражей, которыми на Западе украшались готические храмы. Но в слободах часто встречались светелки или крыльца с цветными стеклами. Недаром Бунин писал: "Люблю цветные стекла окон..." Павел Корин создавал витражи на свой лад, в них звучит родной мотив, связанный с цветами-узорами, звездами, растениями. Возник подземный былинный терем, о котором сказано: "На небе солнце и в тереме солнце". Освещенные изнутри, витражи сияют, как окна в сказочно-песенный мир, очаровывающий бесчисленных путников. Москвичи привыкли к диковинным цветам "Новослободской", и витражи станции естественно вошли в число столичных наиболее привлекательных достопримечательностей.
Войдем в отправляющийся вагон и, миновав "Проспект Мира", ступим на платформу "Комсомольской"-кольцевой.
Как сияют, как переливаются огни в этом зале! Полностью забываете о том, что вы под землей. Невольно поднимаем вверх голову и видим, как прекрасно и таинственно поблескивают панно-мозаики. Создатель этих восьми красочных шедевров великий Павел Корин, народный художник, академик. Проходя зал, минуешь восемь солнц-мозаик, посвященных отечественной истории, ее героическим, выдающимся деятелям и полководцам.
Художник-монументалист работами своими продолжил полузабытую традицию Ломоносова, предпринявшего попытку возродить мозаичное искусство, процветавшее некогда в Киевской Руси. Ведь мозаика храма Софии Киевской славится, как и всемирно известные мозаики Равенны.
Некогда Максим Горький взял с собой Павла Корина в Италию, чтобы художник постигал мастерство на родине Возрождения. Писатель говорил уроженцу Палеха, происходившему из старой иконописной семьи: "Вы большой художник. Вам есть что сказать". Мозаики Корина на станции "Комсомольская"-кольцевая, воссоздающие героические образы прошлого, можно рассматривать как галерею Победы. Ведь только что отшумела Отечественная война, и художник выразил то, что волновало миллионы, создав ясные и одухотворенные мозаики, говорящие о гордой силе человека, выдержавшего тяжкие испытания. В коринских мозаиках много московских мотивов - сюжетных, образных, архитектурных. Проходя по залу, мы встречаемся и с ленинским Мавзолеем, и с кремлевским пейзажем, и с знаменитым храмом Василия Блаженного... Преобладают золотые тона, создающие блеск и ощущение живой жизни - кажется, что солнце врывается в подземные просторы.
Иногда говорят: стоило ли такую красоту помещать в проходном месте, где всегда толчея и пешеходам чаще всего некогда даже бросить беглый взгляд на самоцветное чудо? Метро есть метро - станция находится в районе трех знаменитых вокзалов, где люди спешат на поезда, возвращаются с работы. Я и сам, каюсь, винюсь, многократно проходил "Комсомольскую"-кольцевую почти бегом... Но однажды я взглянул вверх и замер в изумлении перед красотой мозаик... С тех пор я ступаю под своды этого зала с душевным трепетом.
Слава тем, кто создал этот зал-музей, всегда открытый для всех,..
Нескончаемые подземные реки, подобно корням могучего московского родословного древа, протянулись во все концы. Спустившись вниз в центре, можно проехать к берегу реки, в лес, в отдаленный квартал, до которого нескоро доберешься даже на такси. Радостно бывает, когда вагон внезапно вынырнет из подземной глубины и перед взором предстанут Измайловские дали, или, скажем, Москва-река с ее историческим простором, или наряднейший храм Покрова в Филях, или новое здание Московского университета.
У всего города в целом и у каждого его жителя в отдельности с подземным городом связано множество историй и воспоминаний. Безмерна наша благодарность великому сооружению века, спасавшему женщин, стариков, детей в военную пору от вражеских бомбежек. Метро было самым надежным из бомбоубежищ...
Воздадим же хвалу рабочим рукам, создающим туннели и станции, свет и тепло...
* Оглавление *
|