СОКРОВИЩА КРЕМЛЕВСКОГО ХОЛМА

Ходил Иван и по Медному царству, и по Серебряному, и по Золотому... И пришел в Бриллиантовое.
Сказка

О сокровищах, собранных в московских чертогах, сложены легенды, предания и предугадания. Исторические живописцы любили изображать кремлевские золотые и серебряные изделия, алмазы и бриллианты, драгоценные камни и собольи меха - сверкание и переливы красок на полотнах заставляли зрителей вспомнить о пещере Аладдина, о висячих садах Семирамиды и дворцах Шехерезады. И конечно, о сказочных царствах, в которые забрел Иван в поисках Настасьи Длинной Косы: Медном, Серебряном, Золотом, Бриллиантовом...

Оружейная палата, существующая в Кремле скоро полтысячи лет, вобрала в себя богатства других, исчезнувших в веках, палат - Золотой, Серебряной и Постельной, Конюшенного приказа, Казенного двора и др. Воинское оружие, собранное во дворце московских государей, требовало присмотра оружничего - это высокое придворное звание существовало в Кремле с начала XVI века. Первоначально сокровища (в том числе собрание оружия) князей и государей хранились в кладовых дворца; затем появилась предназначенная для этого Оружейная, или, как в старину говорили, Оружничая, палата. Ею-то, то есть "доспехом" (оружием) и мастерами-оружейниками, ведал в шестнадцатом-семнадцатом веках оружничий, особо доверенный "ближний" человек.

Богатство богатством, но дело совершенно не в том, чтобы заниматься денежным исчислением. Как творения искусства, как художественные шедевры средневековья сокровища Оружейной палаты поистине бесценны, и протяженность во времени увеличивает отраду, которую они доставляют людям. Разве можно найти денежное выражение творениям Рублева, летописным свиткам или, скажем, шапке Мономаха? Есть и другая, еще более глубокая значимость. Сокровища палаты - вещные следы, оставленные на пути расстоянием свыше восьми столетий, проделанном Москвой, страной и народом. И это время материализовалось в предметах, стекавшихся на Кремлевский холм. Есть периоды, о которых молчат или почти молчат письменные источники. В таких случаях язык вещей становится особенно убедительным и красноречивым.

...Ничто в старину не украшалось так блистательно, как оружие,- такой обычай существовал и в европейских странах, и на Востоке. Оружие изготовлялось не только для битвы (хронисты нередко называли ее оружеборством), но и для торжественных случаев - для рыцарских турниров, приемов и парадных залов. Доспехи и оружие всякого рода, показываемые гостям, должны были давать представление о богатстве и силе владельца дворца, замка, детинца, палат. Сотни искуснейших мастеров трудились, для того чтобы сверкали красотой оружия всадники, въезжавшие на конях прямо во Владиславский зал в Градчанах в Праге, или рыцари, гордившиеся оружием, усыпанным драгоценными камнями, в покоях и дворах Вавельского замка в Кракове или на площадях в Толедо.

В средневековый дипломатический обиход входило подношение посольских даров. Послы, мореходы, торговые гости и дипломатические гонцы, направляясь в далекую Московию, везли с собой богатые подарки, которые обычно передавались на церемониях в Грановитой палате. Из Кремля гости уходили не с пустыми руками - иноземцев жаловали изделиями умельцев, что трудились в мастерских при государевом дворе или находились на далеких лесных и охотничьих окраинах Московской Руси. Так, приезжавшие с Запада оставались довольными, когда уходили с приема, унося не только драгоценные кубки и каменья, но и сибирские меха.

Оружейная палата ведала изготовлением, покупкой и хранением государственных сокровищ. Она была и мастерской, и музеем, и академией художеств и ремесел. Сложились необъятные собрания воинских шлемов, стрел, холодного и огнестрельного оружия, знамен, западных рыцарских доспехов; русских золотых и серебряных изделий XII-XVII веков, отечественного художественного серебра последних столетий; тканей из Византии, Персии, Турции, итальянского, испанского, французского производства, а также лицевое шитье Московской Руси; западного серебра XIII-XIX веков, особенно обильно - английского; одежд и украшений, русских и иностранных орденов и медалей; предметов Конюшенной казны, преимущественно отечественной и восточной работы. И наконец, Оружейная палата стала крупнейшим хранилищем карет, сооруженных в России, Польше, Франции, Австрии...

"Время - вещь необычайно длинная". Поколения, подобно жатвам и покосам, сменяют одно другое, и нередко отшумевшее, всем очевидное, став былым, делается непроницаемым. Скудные записи в анналах мало что разъясняют. Но вот вы берете в руки золотое изделие, покрытое чернью, и перед вами - выхваченная из тьмы веков гравюра на металле, изображающая сцену из жизни шестнадцатого столетия. Или другой пример. До нас дошло мало памятников раннемосковской архитектуры. Но кадило из Успенского собора по форме - миниатюрный московский храм с главкой-луковкой и поясками-кокошниками. И возникает перед глазами, словно вы посмотрели в перевернутый бинокль, картина времен Ивана Красного и Семена Гордого.

Бросается в глаза сходство кадила и с Благовещенским собором в Кремле, что может рассматриваться как один из первых "переводов" зодчества на язык прикладного искусства. Для нас это своего рода символическое изображение, говорящее о том, как ценила Москва работу псковских каменщиков.

В Кремле сокровища не раз меняли места, где их хранили. В середине XVI столетия, когда скатный жемчуг черпали медовыми ковшами, а золотыми кольцами и браслетами наполняли пухлые сундуки, московские богатства находились в бесчисленных подземных кладовых на Казенном дворе, в тайниках между Благовещенским и Архангельским соборами. Есть предположение, что там же находилась и библиотека Ивана Грозного, которую тщетно пытаются найти. Рукописная книга была сокровищем, ее можно было выменять на табун лошадей. Опустошение производили пожары. Но ничто не было так гибельно, как пора, когда Кремль заполнили иноземные искатели приключений и наживы, явившиеся в Москву вместе с Лжедмитрием и Мариной Мнишек... Позднее жизнь вошла в свои берега. В Оружейной с особым усердием трудились алмазчики, резчики по кости, сканщики, иконники, кружевники, посошники, портные, белильники... Лучшие мастера призывались из Новгорода, Пскова, Твери, моей родной Костромы, Нижнего Новгорода, Владимира, Великого Устюга... Художники расписывали хоромы и соборы, украшали рукописные книги цветными миниатюрами, заставляли сиять небесной красотой знамена-прапоры. Если обратиться к написанному на пергаменте так называемому "Морозовскому Евангелию" (оно одно время хранилось в доме боярина Морозова), то перед глазами возникнут нежнейшие миниатюры, заставки, буквы-инициалы, изображающие цветы, травы и т. д., написанные с тонкостью и красотой, палитрой мягкой; думается - никогда из-под руки художника не выходило ничего более совершенного. Еще предстоит нам открыть прекрасный и возвышенный мир древнерусской миниатюры, ее высокие художественные достоинства.

Сделанное в кремлевских мастерских было для остальных русских земель образцом и нормой. Постепенно возник московский стиль, отличавшийся пышной нарядностью, узорчатостью, артистизмом. Очевидец работы мастеров-умельцев, заброшенный в Белокаменную из западных земель, так отозвался о московитянах: "Все русские ремесленники превосходны, очень искусны и так смышлены, что все, чего сроду не видывали... с первого взгляда поймут и сработают столь хорошо, как будто с малолетства привыкли..." Кремль, следуя исконному обычаю, часто приглашал к себе искусников из далеких мест. Приглашения обходились не дешево, но Москва умела, когда надо, быть щедрой. В мастерских Оружейной трудились, вызывая восхищение, греки, немцы, поляки, чехи, итальянцы...

Петровская эпоха несла великие новшества. В Петербурге возник Оружейный двор, куда перебрались многие из московских мастеров. Да и те, кто оставался на старом месте, не столько украшали, сколько делали. Пользы, а не красоты ради. Всю Северную войну Оружейная палата неутомимо изготовляла холодное и огнестрельное оружие, всевозможное снаряжение для тех, кто отбил у шведов орудия и знамена под Лесной...

С 1806 года Оружейная палата - дворцовый музей. Война с Наполеоном заставила вывезти драгоценные вещи на берега Волги, в Нижний Новгород, что спасло их от гибели.

В середине минувшего века музей разместился в здании, построенном академиком Константином Андреевичем Тоном, создателем и Большого Кремлевского дворца. Поныне Оружейная палата находится в здании, фасад которого украшают белокаменные резные колонны и наличники, напоминающие о московском узорочье времен Алексея Михайловича.

В последний раз сокровища Кремлевского холма совершили далекое путешествие, отправившись в глубокий тыл, на восток, в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Возвращение же было долгожданным и торжественным!

Вот как рассказывается об этом в альбоме "Государственная Оружейная палата Московского Кремля", прекрасно изданном музейным коллективом:

"В 7 часов утра 20 февраля 1945 года у платформы Кутузове, не доезжая несколько километров до Москвы, остановился следующий с Урала поезд с экспонатами Оружейной палаты. С большой осторожностью ящики с экспонатами были доставлены в Кремль, подняты по белым мраморным лестницам здания Оружейной палаты. Началась работа, о которой в долгие и трудные дни на далеком Урале мечтали научные работники-хранители коллекций. Многое тогда было заново продумано, определены темы экспозиций, составлены планы размещения коллекций. Благодаря этому Оружейная палата полностью открыла свою экспозицию раньше других крупных музеев Европы".

...Поднимемся, мои дорогие друзья, по прекрасно-торжественной лестнице на второй этаж и увидим мир, который ушел, но не исчез. Перед нашими глазами вещи, помнящие прикосновения рук былинных богатырей; невозможно отвести взор от алмазов, в глубине которых переливаются алые зори, полыхавшие над Москвой столетия назад. Поистине "красные зори у Красных ворот". Хочется протянуть руку к ковшам и чашам, один вид которых заставляет вспомнить пушкинские строки: "Не скоро ели предки наши, не скоро двигались кругом ковши, серебряные чаши с кипящим пивом и вином..." Перед нами именно та сказочная посуда, которую "важно чашники носили и низко кланялись гостям".

Постоим в раздумье только перед некоторыми дарами веков.

...Среди былинных киевских богатырей едва ли не самый привлекательный Добрыня Никитич, наделенный совершенными чертами. Он мужествен, силен, обходителен, умеет держать себя ("поклон ведет по-ученому"), он может потешить пирующих искусной игрой на гуслях. Когда же Добрыня приходит к родной матери "прикручинивши", то она его утешает, говоря, что породила его "силой в Илью Муромца, смелостью в Алешу Поповича, красотой в Самсона-богатыря". Почему здесь, в Оружейной палате, вспомнилось о ловком киевском хоробре, пировавшем за одним столом с Владимиром Красное Солнышко? Все великое просто. Перед нами - шлем самого Добрыни.

Есть во владимирском Ополье город Юрьев-Польский, младший брат Москвы, основанный Юрием Долгоруким. Крестьянин, собиравший грибы в лесу на берегу Колокши, набрел на замшелый предмет, лежавший под пнем. Когда находку расчистили, то перед глазами предстал воинский шлем, украшенный чеканным и золоченым серебром, а надпись гласила, что принадлежал он князю Ярославу Всеволодовичу, участнику междоусобной Липицкой битвы владимиро-суздальцев с новгородцами. Было это в 1216 году, в злосчастном XIII веке.

Шлем на поле боя оставил Ярослав, один из сыновей Всеволода Большое Гнездо, отец Александра Невского. Есть и предположение, что шлем по каким-либо причинам мог быть спрятан еще до битвы, а потом - в горячке событий - он так и остался лежать в укромном месте. Ярославу Всеволодовичу было от чего потерять голову. Он оказался в положении, про которое летописец меланхолически заметил: "Шелом спаде с него..." Новгородцы бились в пешем строю и основательно потеснили Ярослава и его союзников - побоище было кровавое и страшное и в общем-то бессмысленное. Брат шел на брата...

Около шестисот лет пролежал шлем в поле, заросшем постепенно густым лесом... В богатейшей коллекции доспехов-касок Оружейной палаты он - патриарх. Когда художник Виктор Михайлович Васнецов стал писать "Трех богатырей", то он, стараясь сочетать эпичность с исторической подлинностью, изобразил сидящего на коне Добрыню Никитича в шлеме, который некогда действительно сверкал в грозных сечах.

Изобразив на своем полотне шишак, помнящий сыновей Всеволода Большое Гнездо - славного героя "Слова о полку Игореве",- Васнецов дал древнерусскому шлему новую жизнь. Не забудем, что "Три богатыря", - одно из самых народных произведений и мало творений живописи с ним могут сравниться. В годы Великой Отечественной войны репродукции васнецовской картины были размножены в огромном количестве экземпляров, висели в казармах, призывных пунктах, на вокзалах... И не случайно в пору гражданской войны шишак обрел новое бытие, послужив прообразом красноармейского шлема-буденовки. История поистине повторяется.

Дело, конечно, не в том, что в счастливую минуту шапка-богатырка попалась на глаза Виктору Михайловичу. В каком музее нет доспехов... Важно нечто более существенное. Васнецов любил говорить о том, что на него влиял московский воздух, московские люди, помогали, вдохновляли и картины Кремля, и кряжистые абрамцевские дубы: "Это ведь наша матушка-Русь! Ее, как и дубы, голыми руками не возьмешь! Не страшны ей ни метели, ни ураганы, ни пронесшиеся столетия!"

Крестики, иконки, вырезанные из камня или дерева, крохотные мощевики - современники темной ночи, которая нависла над Русью, когда под конскими копытами были растоптаны Киев, Владимир, Рязань,- многострадальная земля наша, лежавшая в развалинах, покрытая пеплом, пропитанная кровью; она спасла Западную Европу от нашествия степняков, чьи орды напоминали стихийное бедствие.

Бытовыми и охотничьими сценками украшена рогатина тверского великого князя Бориса Александровича, породнившегося с московским князем. Смысл изображений таинствен, как и разноречивы толкования каменных накладных изображений на владимирских храмах. Новгородский потир-чаша, относящийся к 1329 году, украшенный самоцветами,- эхо блистательной жизни Господина Великого Новгорода, знавшего превосходных мастеров-ювелиров и торговавшего со всем тогдашним миром ...Пойдем дальше. Живое дыхание истории ощутимо здесь, в этих тихих залах, как нигде. Вот кольчуга - защитная рубашка из металлических колец. Ее надевал сам Ермак Тимофеевич.

Защищая владения Строгановых, купцов, промышленников, выходцев из поморских крестьян, ставших владельцами огромных земель, выдвинутых на берега Оби и Иртыша, Ермак стал предводителем похода, приведшего к падению ханства Кучума,- путь в Сибирь был открыт. Великое историческое деяние совершалось простыми людьми на свой страх и риск. Ставились крепости и города, основывались солеварные и рудные промыслы. Когда пришел успех, Иван Грозный прислал Ермаку Тимофеевичу пятьсот стрельцов да железную кольчугу; оборонительный доспех был непростой - Москва отлично помнила, что в этих кольцах воевал знаменитый князь Петр Иванович Шуйский, участник Казанского и Ливонских походов. Получить простому казаку княжеский доспех было куда как лестно... Среди народных героев Ермак - один из самых любимых. В годину Великой Отечественной в оборонном долгом сидении или на привалах редко обходилось без того, чтобы не вспомнил запевала о том, как "на диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой". В памяти народной сохранилось и то, что Ермак выступил в поход за Урал-Камень с немногочисленным отрядом храбрецов. Отсюда поговорка: "Семеро пойдут - Сибирь найдут". Позднее Суворов разъяснит ее так: "Воюют не числом, а умением". Разглядывая железную рубашку, быть может хранящую следы стрел Кучума, раздумываешь, не в этой ли кольчуге (вес ее больше пуда) плыл израненный казак, пытаясь добраться до струга? Историки считают, что Ермак утонул в реке Вагас, но у народа своя память - он упрямо поет: "На диком бреге Иртыша..." Потом, гласит предание, кольчуга попала в руки кочевников и вернулась в Москву, побывав в бесчисленных переделках. Всего одна вещь, а какие страницы жизни отсвечивают в железных кольцах! Есть в палате и три знамени Ермака Тимофеевича, напоминающие о великом походе наших предков в Сибирь. На двух из них изображены лев и единорог, готовые к бою.

Оружейная хранит изделия тех, кому она обязана своей славой.

В числе самых первых должен быть назван "самопального и латного дела" мастер Никита Давыдов, бронник, оружейник, златокузнец, родом из Мурома, что на Оке. Полвека трудился земляк Ильи Муромца, потомственный кузнец, создавая шлемы, кольчуги, панцири, копья, мечи, искусно украшая изделия, предназначенные для парадных выходов, золотыми узорами, драгоценными камнями. Ему также принадлежали зерцала - полировавшиеся до блеска металлические пластинки для защиты груди, спины, боков от ударов холодным оружием. Среди творений Никиты Давыдова - шапка Иерихонская, золотой парадный шлем, поверхность которого расчеканена орнаментом из корон и трав, а в гнездах сияют драгоценные камни. Почему стальной головной убор связывался в своем наименовании с Иерихоном? Уже говорилось, что средневековье любило обозначать окружающее языком библейских понятий. Иерихон - город, расположенный на западном берегу реки Иордан, в нескольких часах ходьбы от Иерусалима. Согласно преданию, стены Иерихона отличались нерушимой крепостью, но и они сами собой пали, когда издали громогласные звуки трубы воинов, ведших осаду. Художники любили изображать на миниатюрах или на стенах зданий рушащиеся стены, трубы, воинов в шлемах конической формы... Со временем выражение "труба иерихонская" стало обозначением громкого голоса или звука, а "шапкой иерихонской" называли прадеды островерхий парадный шлем.

Обычно мы не знаем имен древних мастеров. Но в этом случае история не только сохранила имя родоначальника русских оружейников, но до нас дошли и сведения о разнообразных обстоятельствах его жизни. Давыдов прослыл таким искусником, что его посылали за море, он ездил Царьград - редчайшая честь для муромского кузнеца! За полвека, проведенные в Оружейной, он обучил множество мастеров. Хранится челобитная Никиты Давыдова, донесшая до нас красоту и силу старинной русской речи: "В нонешнем... [1648] судом божием сына моего Любимка не стало, а ныне государь есть у меня богом данный мне сыничка, купленный татарчонок Мишка. Купил я холоп твой его Мишку на Дону маленька в те поры как был на Вашей государевой службе в Царьграде и привез к Москве и крестил и научил его своему рукоделию..." И далее Никита просил царя определить Мишку на Любимкино место. Что и говорить, документ огромной силы - за строками челобитной судьба человека и мастера.

Примечательный отзвук древней эпохи - сабли народных героев, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, чья рать в свое время двинулась от берегов Волги, от Костромы и Ярославля освобождать Москву. Проста сабля Кузьмы Минина, как прост был посадский человек, бросивший некогда в Нижнем Новгороде всенародный клич освобождения. Если в былые годы Москва не раз грудью вставала на защиту Нижнего и других понизовских земель, то теперь Волга протянула руку помощи Москве. На сабельном лезвии - зазубрины: не раз Кузьма Захарович с этой вот, теперь недвижно дремлющей саблей бросался в горячие схватки. Желтые пятна на белой рукоятке - тоже следы времени. Существует предание, что Минин подарил саблю Троице-Сергиеву монастырю, сыгравшему героическую роль в ту пору,- на память о событиях, которые не должны забываться. Холоден персидский булат сабли Дмитрия Пожарского, тоже зазубренной, с серебряной рукоятью, слегка поврежденной,- оружие не пребывало в праздности.

Самая знаменитая регалия Оружейной палаты - шапка Мономаха, коронационный венец, которым венчались на царство великие московские князья и цари. Она сама по себе - памятник русской истории. О ней, золотой, убранной драгоценными камнями и жемчугом, отороченной собольим мехом, вспоминает в пушкинской трагедии Борис Годунов, восклицая в сердцах: "Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!" Мало кто видел этот головной убор, но знали о нем все, ибо он символизировал власть.

История его окутана легендами, преданиями и сказаниями. По существовавшей молве, венец из Византии в Киев прислал император Константин своему внуку Владимиру Мономаху как символ власти. Этот сюжет изображен был в резных клеймах "царского места" в Успенском соборе Московского Кремля, на так называемом Мономаховом троне.

Когда глядишь на холодный свет, излучаемый камнями венца, невольно думаешь о честолюбцах, домогавшихся шапки, обладавшей свойством вести к погибели тех, кто протягивал к ней руки.

Москва со времен Василия III увлекалась "Сказанием о князьях Владимирских", где повествовалось о походе Владимира Мономаха во Фракию, о том, как попали в Киев ожерелья-бармы, золотая цепь и шапка, принадлежавшая некогда римским кесарям.

Впрочем, нас ждут другие старые вещи: ковши, чаши, потиры, чары, стаканы, братины, ендовы, блюда - немые участники пиров, эхо которых прокатилось через века, отозвалось в былинах, записанных в новое время на русском Севере. Кубки, едва ли не помнящие прикосновение рук былинного Садко, веселившего игрой на гуслях самого Водяного в его морском колыхающемся чертоге. Ковши Киева, Новгорода, Владимира... Братины, бывшие в ходу на берегах Днепра, Клязьмы и Волги... Заздравная круговая чаша напоминает повесть из жизни двенадцатого века. Чашу выковал из серебра мастер во времена славы древнего Чернигова. Ее владелец, Владимир Давыдович, черниговский родич Игоря, героя эпической песни, пускал чашу по кругу на пирах. Владимир Давыдович погиб в междоусобной сече. Вдова-княгиня вышла замуж за половецкого хана Башкорда, сменив терем на войлочную юрту. В прошлом веке круговую черниговскую чашу археологи извлекли из земли в Сарае - столице Золотой Орды. Мы можем только гадать, как попало сюда изделие, украшенное надписью-орнаментом. До нас доносятся слова, звучавшие на пирах: "Кто из нее пьет, тому на здоровье".

Конечно, наш взор не минует чаши Юрия Долгорукого, основателя Москвы. Сотни лет чаша из позолоченного серебра, или, как говорили в старину, потир - сосуд для причастия,- находилась в стенах собора в Переславле-Залесском, пращуре всех каменных соборов северных земель. На чаше, отличающейся простотой и строгостью формы, сочетающей мягкость и благородство линий, изображен Георгий, покровитель воинов, в виде кудрявого юноши в одеждах римского патриция. Георгий почитался как личный небесный покровитель князя, основателя городов, проводившего жизнь в сечах и путях, ловах и пирах. Надпись на венце чаши говорит о неувядаемой силе и прямоте старых книжных изречений. Потир едва ли не ровесник Москве, и конечно, его видели, приезжая в Переславль-Залесский и заходя в собор, многие из прямых потомков Долгой Руки.

Большая общая чаша - братина - по своей форме иногда напоминает обычный глиняный горшок. Отлитая из благородного металла, она привлекает своей надписью, звучащей как благопожелание, не утратившее смысл и поныне: "Истинная любовь уподобная сосуду злату, ему же разбитая не бывает ни откуда, аще и мало погнется, то по разуму вскоре исправится".

Пиршественную посуду жаловали тому, кто отличался на службе, или в связи с памятным событием. Например, Петр I охотно одарял тех, кто старательно лил пушки, неутомимо строил суда, закладывал на окраинных землях города. Высоко ценились дипломатические услуги. Так, в восьмидесятых годах семнадцатого века дьяк Федор Мартынов нес трудную представительскую службу в Крыму; поводов для треволнений хватало. Дьяку был пожалован серебряный ковш.

Золотое блюдо, покрытое по бортам изысканным чёрневым узором, было изготовлено для молодой черкесской княжны Марии Темрюковны ко дню ее свадьбы - она стала второй женой Ивана Грозного. Случилось это 21 августа 1561 года - таким образом, блюду четыреста с лишним лет. Но и теперь оно производит впечатление красотой изогнутых "ложек", расходящихся, как волны, от центра. Уверенный и сильный почерк мастера делает блюдо-подарок своего рода образцом отечественного искусства шестнадцатого столетия. Позднее пытались воссоздать и форму, и чёрневый узор, но ничего, что могло бы соперничать с блюдом царской избранницы, не было создано. Напоминает золотое блюдо и о том, что самой дочери князя - восточной красавице - не суждена была долгая жизнь.

Стоит на минуту закрыть глаза, и перед внутренним взором предстанут чертоги, с нарядными - жемчужного и золотого шитья - одеждами: приехали заморские послы. Московия имела обширные связи с Западом и Востоком. Пышно и торжественно принимал Кремль послов, дипломатический обряд соблюдался с большим тщанием. Вслед за вручением грамоты начиналось подношение даров. Вот теперь они перед нами - серебряные подносы, золотые лохани, кружки, рукомои, бархаты, хрустальные кубки, подсвечники, блюда, янтарь, слоновая кость, часы с "хитростями", музыкальные инструменты... Ответный дар - работы, изделия кремлевских мастеров высоко ценились. Конечно, время уберегло для нас сравнительно немногое, но и то, что хранится в Оружейной палате,- ни с чем не сравнимое богатство. Мы владельцы самой большой и в своем роде единственной в мире коллекции английского серебра, есть множество уникальных вещей из посольских даров Голландии, Польши, Дании, Швеции, Австрии; велико собрание серебряных предметов, сделанных в Нюрнберге, Аугсбурге, Гамбурге, во французских городах. Едва ли с чем сопоставима коллекция парадного конского убранства, составленная из даров, привезенных из Персии, Турции, Китая, Бухары... Въезды в Кремль обставлялись, как уже говорилось, с необыкновенной пышностью - об их красоте и свидетельствуют предметы церемониальных процессий.

У всех, кто побывал в Оружейной, долго стоят перед глазами кареты-возки, покрытые позолотой, вызывающие представление о феерических зрелищах из средневековых легенд. В народное сознание вошел образ золотой кареты, в которой едет Несмеяна Краса. Последним этот образ использовал наш старший современник Леонид Леонов, героиня пьесы которого говорит: "Чем ты королеву нашу можешь одарить... А ты ступай в люди, добивайся да приезжай... в золотой карете". И вот- ряды золотых карет, хотя едва ли одарили они счастьем своих седоков. Говорят, что с каретным собранием Оружейной может соперничать только один музей в мире, находящийся на другом конце Европы - в Лиссабоне.

Изделия, поступавшие в Оружейную палату, тщательно рассматривались, изучались, на них составлялись описи, иногда со всякими мелочами, вроде бы и не весьма важными. Из года в год велись переписные книги, записи в них - своеобразные новеллы о тех, кто приезжал в Москву и оставил о себе память. Это понимали наиболее внимательные и вдумчивые из путешественников. "Главная причина,- отметил посетивший Кремль Павел Алеппский из Антиохии,- почему они так заботливо записывают, та, чтобы ничто не утратилось и чтобы запись сохранилась для будущих веков, дабы об этом вспоминали, говоря: во дни царя Алексея приезжал антиохский патриарх и поднес ему то-то и то-то..."

Будем же рассматривать собранное в Оружейной как память о тех, кто в давние годы поднимался на Кремлевский холм...

Сказочные богатства, собранные здесь,- волшебный сказ о том, что могут сделать умные и талантливые руки и память веков, запечатленная в красоте вещей.

* Оглавление *

Баннерная сеть "Исторические сайты"