ЦАРЬ-КОЛОКОЛ И ЦАРЬ-ПУШКА
Кто Царь-колокол подымет? Кто Царь-пушку повернет?
Федор Глинка
Есть несколько олицетворений Москвы, таких, как, скажем, бронзовая четверка несущихся коней и правящий ею Аполлон - знаменитая квадрига, украшающая Большой театр, или появившаяся в наши дни Останкинская башня. Но пожалуй, даже более известны такие столичные долгожители, как Царь-колокол и Царь-пушка. Без их изображения не обходится ни один путеводитель по Москве, их всегда увидишь на открытках, марках, виньетках.
У коренных москвичей отношение к ним домашнее, связанное с младенческими впечатлениями: "А помните, как меня незнакомый дядя верхом на колокол подсадил", "А я первоклассницей снималась у колокола...". Любители стихов вспомнят диковинное: "Колоколы-балаболы, колоколы-балаболы, накололи, намололи, дале боле, дале боле..."
Кремлевские ветераны не только свидетели многосотлетних событий на холме. У них богатая родословная, с ними связаны имена государственных деятелей, умельцев, воинов и дипломатов.
Постоим же минуту-другую возле Царь-пушки. Ее несколько лет назад подчистили - блестит она теперь, "как с иголочки". Пушка водружена на лафет, украшенный львиной головой. Рядом - чугунные ядра неимоверной тяжести. Среди тех, кто приходит в Кремль, часто разгораются споры: сколько силачей нужно, чтобы поднять ядро? Им, конечно, невдомек, что ядра - дело позднее: ведь для пушки предполагалась картечь. Некоторые горячие головы бьются об заклад, что они, спорщики, поднимут впятером. И напрасно. Если перевести на современную меру, каждое ядро тянет тонну-другую.
Почему длинноствольное орудие прозвали Царь-пушкой? Есть разные истолкования. В народной речи, в разговоре необыкновенное, заметно выделяющееся - величиной, весом, значением - принято именовать так: царь-рыба, царь-дерево, царь-девица... Последняя, кстати говоря, в русских сказках считалась сестрой Солнца. В свое время была в ходу драма Леонида Андреева, озаглавленная "Царь-голод". Неудивительно, что и крупнейшее артиллерийское чудо Древней Руси именовали Царь-пушкой. Историки иногда доказывают, что прозвание пушка получила-де потому, что на ней, на правой стороне дульной части, изображен царь Федор Иванович, едущий на коне. Одно не исключает другое.
На орудии имеется надпись, гласящая: "Делал пушку пушечной литец Ондрий Чохов..." Случилось это в 1586 году. Таким образом, свыше четырех столетий живет она на свете. Андрей Чохов был знаменитым мастером, вызванным в Москву из Мурома на Оке. Кстати говоря, высказывается предположение, что пушкарного дела мастеровые Чеховы - далекие предки-родичи Чеховых, давших миру автора "Степи" и "Чайки".
В народе говорилось: "Пушкой и смерды разбивают", "Против пушки и каменные раскаты не стоят".
Долгое время считали, что Царь-пушка - своего рода обманка-декорация, отлитая для устрашения. Подробное изучение показало, что орудие предназначалось для стрельбы. Стояла Царь-пушка не в Кремле, а в Китай-городе, хотя утверждают, что из орудия не было сделано ни одного выстрела. Мнение не новое, ибо с давних пор бытует мнение, что она - пушка - "в дело негодна". Ныне пушка покоится на новом станке, и ядра, лежащие возле нее, декоративные, отлили их в прошлом столетии.
Андрей Чохов мастер был отменный. Крепость и раньше видела богатырские орудия, но никогда еще на холме не стояла пушка весом 2400 пудов - около сорока тонн,- длиною почти пять с половиной метров, а диаметр дула, то есть калибр, составлял чуть ли не метр... По своему устройству она - мортира, предназначенная для стрельбы каменной картечью.
Немногие знают, что у Царь-пушки есть младший брат - пушка "Царь Ахиллес", отлитая также Андреем Чеховым. Название примечательно: значит, в Москве издавна знали быстроногого и непобедимого героя, как и других гомеровских героев Троянской войны. "Ахиллес" в настоящее время находится в артиллерийском музее города на Неве. Отливал ее Андрей Чохов со своими учениками также на Московском пушечном дворе, позднее, чем Царь-пушку, которой "Ахиллес" немного уступает по размеру и весу.
Царь-пушка - знаменитейшее, но не единственное древнее орудие холма над Москвой-рекой. И поныне стоят на Троицкой площади медные "боги войны". Их ревностно почитали в старину, давая им причудливые наименования. Есть отлитые Андреем Чеховым "Троил" и "Аспид". Троил - Троянский царь, Аспид - крылатый змей с двумя хоботами и клювом. Есть "Единорог", отлитый в семнадцатом веке и украшенный затейливыми медными травами. Наши пращуры называли единорогом фантастического однорогого коня, в честь которого названо и небесное созвездие. Единорогом именовали и другие орудия с коническим казенником. Отсюда солдатская присказка: "Пушка сама по себе, а единорог - сам по себе". Есть пищаль, которую назвали именем легендарной птицы Гамаюн, чье сладостное и звучное пение означало близость смерти. Нравилось ратным людям называть пушки именами хищных зверей и птиц. Отсюда "Лев", "Орел", "Волк". Вот мортира. Возле нее, по московскому преданию, хлопотал щеголеватый - в красных сафьяновых сапожках - Лжедмитрий, еще не ведавший о близком и бесславном конце. Глядя на "Льва", вспоминаешь глуховские вишневые сады и белые хаты Сумщины. "Льва" отливал глуховский мастер Балашевич, не подозревавший, надо думать, что втянут в коварную игру Мазепой, украинским гетманом, задумавшим переметнуться к польскому королю, а затем вступившим в сговор с Карлом XII. Мазепа, чей герб запечатлен на "Орле", долго усыплял Петра льстивыми посланиями. Но недаром народ сложил поговорку: "Погиб, как швед под Полтавой..." После поражения Мазепа, страшась возмездия за измену, бежал к туркам, а его пушка обрела пристанище на Кремлевском холме.
Мирно дремлют пушки возле Арсенала, давным-давно никто не палил из них, орудийное молчание красноречиво. И можно воздать хвалу неутомимому Чехову, что шестьдесят лет трудился на Пушечном дворе: чоховские пушки были долговечными, некоторые из них участвовали в Северной войне, а Петр I распорядился орудия великого литейщика - мудрая предусмотрительность - хранить вечно, в назидание потомкам. Все же некоторые чоховские пушки разбрелись по свету. Стоят они и возле сурового замка под Стокгольмом со времен давней Ливонской войны.
Орудия хочется каждому посмотреть, и возле них всегда полным-полно народу, бывает и так, что к ним не проберешься. Посетители в сердцах говорят, что нынче на холме народа - пушкой не прошибешь.
По соседству с Иваном Великим, на Ивановской площади, на пьедестале стоит Царь-колокол.
Он не менее знаменит, чем Царь-пушка. Глядя на него, вспоминают самые прославленные "била" Древней Руси: вечевой колокол Господина Великого Новгорода, Большой Сысой- творение XVII века - на звоннице Ростова Великого, угличский колокол-бунтарь, отправленный Борисом Годуновым в ссылку, колокол Ивана Великого, первым начинавший трезвон в праздничные дни всей Москвы, про которую говорили: "Звонят сорок сороков", то есть много, несчетное количество.
Отливал Царь-колокол Иван Моторин, знаменитый московский литейщик, с сыном Михаилом в 1733-1735 годах. В отливку пошел металл "дедовский" и "отцовский", и колокол - такого нигде еще не бывало - весил двести тонн.
В мире нет колокола, который превосходил бы Царь-колокол по весу. Самые знаменитые колокола Японии и Китая - не более трех тысяч пудов, европейские - не более тысячи. В Царь-колоколе, как я сказал, свыше 12 тысяч пудов. И сегодня эта цифра производит на нас впечатление. Что и говорить о только что начинавшейся послепетровской эпохе, когда все делалось вручную.
Было это в 1737 году. Отлитый колокол-гигант находился в яме, на строительных лесах, напоминая быка, готового издать рев. Приключился пожар, объявший Кремлевский холм. Пылающие головни летели в Москву-реку. В этой огненной суматохе была сделана попытка спасти музыкального титана. Воду лили усердно, раскаленный металл треснул, и выпал кусок двухметровой высоты. Даже этот осколок вытащить из ямы нелегко - как-никак одиннадцать с половиной тонн веса. Лежал Царь-колокол с отколовшейся частью в земле без малого сто лет. В 1836 году его подъем поручили архитектору Августу Монферрану, строившему в Петербурге Исаакиевский собор и основательно наторевшему в переносе тягчайших гранитных и мраморных глыб. Долго велись подготовительные работы. Когда подняли (на это потребовалось 42 минуты 33 секунды) толстостенный колпак, то все увидели, что его поверхность украшена поясами рельефов, изображениями в рост Алексея Михайловича и Анны Иоанновны и надписями.
Безмерно было восхищение современников колокольщиками и пушечниками Моториными - Иваном и его сыном Михаилом. Недаром их имена отливались на певучей бронзе. Отец и сын принадлежали к числу хитрецов, как тогда говорили, что и в немцах (то есть у иностранцев) не отыщешь. Десятки пушек отлили Моторины, а их колокола звонили не только в Москве, но и в Петербурге, Киеве, Старой Руссе...
Совсем недавно литая шапка была одета лесами. Двухсоттонного великана "прослушивали" и лечили. Сняли краску, позолотили венчающую часть, отчистили певучую бронзу, которой был возвращен естественный цвет. Впервые мы увидели колокол таким, каким он был при Моториных - серебристо-серым, и только зеленоватый налет говорит о прошедших годах. В газетном отчете говорилось: "После расчистки стало особенно очевидно, что изображения на колоколе довольно искусны, орнаменты изящны". Комната, в которой работали ученые и мастера, помещалась под колоколом - целая мастерская!
Колокола - грандиозный оркестр под открытым небом, концерт для всех. Древняя Русь складывала песни, поговорки, изречения о колокольном звоне. Стозвучные голоса колоколен встречали воинов из походов и провожали их в дальний путь. На звон колокола шли в ночи путники и возвращавшиеся с охоты. Искусство звонаря ценилось необыкновенно высоко. В наши дни оно основательно забыто, и есть прямая опасность исчезновения знатоков старейшего вида народной музыки.
И Царь-пушка и Царь-колокол напоминают нам об умельцах старинных, чьи золотые руки вызывают восхищение. О них более подробно - в следующем рассказе, посвященном Оружейной палате и мастерам узорочья, как называли пращуры рукотворную красоту.
* Оглавление *
|