ДОСТОХВАЛЬНАЯ КИСТЬ

Писать с древних образцов, как писали греческие живописцы и как писал Андрей Рублев,
Ответ Стоглавого собора, 1551 год

Века не сохранили для нас портрета Феофана Грека, художника, называвшегося современниками не только отменным живописцем, но и прославленным мудрецом. Мы можем судить о его внутреннем облике по произведениям, исполненным трагизма и напоминающим библейские пророчества из Апокалипсиса. Выходец из Византии, утрачивавшей постепенно блеск и мировое величие и закостеневшей в догматических спорах, Феофан Грек обрел на Руси - в Новгороде и Москве - вторую родину. Его творчество, отмеченное чертами неповторимой личности, и мужественный ум оставили глубокий след в отечественной культуре, оказали влияние на последующие поколения художников.

Глазами, полными духовного напряжения, смотрят со стен русских церквей святые Феофана Грека. Энергичная, свободная манера письма, смелый мазок, напряженные духовные искания, предельная острота характеристик, несколько приглушенные краски, создающие трагизм повествования,- характерные черты творчества Феофана Грека. Феофану Греку представлялась адом не только греховная земля, на которой безраздельно царило зло. Муки и сомнения, клокочущие в сердце, делают и душу человеческую адом - от себя, от "внутреннего человека" некуда убежать.

Обычно мы мало знаем о жизни старых изографов. Феофану Греку повезло. В его времена жил в Москве книжник Епифаний, прозванный за свою высокую образованность Премудрым. Замечательный русский писатель дружил с прославленным живописцем. До нас дошло письмо Епифания Премудрого, в котором он описывает работу Феофана Грека в Москве. В письме есть, между прочим, такие строки: "...Когда я жил в Москве, там проживал и преславный мудрец, философ зело хитрый Феофан, родом грек, книги изограф нарочитый и среди иконописцев отменный живописец, который собственною рукой расписал много различных церквей каменных... Когда он все это рисовал или писал, никто не видел, чтобы он когда-либо взирал на образцы, как [это] делают некоторые наши иконописцы, которые в недоумении постоянно [в них] всматриваются, глядя туда и сюда, и не столько пишут красками, сколько смотрят на образцы. Он же, казалось, руками пишет роспись, а сам беспрестанно ходит, беседует с приходящими и умом обдумывает высокое и мудрое, чувственными же очами разумными разумную видит доброту. Сей дивный и знаменитый муж питал любовь к моему ничтожеству; и я, ничтожный и неразумный, возымел большую смелость и часто ходил на беседу к нему, ибо любил с ним беседовать.

Сколько бы с ним кто ни беседовал, не мог не подивиться его разуму..."

Феофан отличался редкостным трудолюбием. Он расписывал церкви (как свидетельствует Епифаний Премудрый, числом более сорока) в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе, в Великом Новгороде, Нижнем и в Москве. Он был известен не только как создатель огромных стенописей. Его кисти также принадлежали первоклассные иконы, миниатюры и заставки в книгах. Время пощадило немногое. Но даже по тому, что дошло до нас, мы можем судить о Феофане Греке как о живописце вулканического темперамента. "Неизвестно, с какими намерениями ехал Феофан на Русь,- писал историк искусства В. Н. Лазарев.- Вполне возможно, что он собирался побывать здесь недолгое время,- подобно тем мастерам, которые посещали чужие страны в поисках более высоких заработков. Такие заезжие иностранцы обычно сохраняли презрительное отношение к культуре народа, оказавшего им гостеприимство, и при первом удобном случае уезжали к себе обратно на родину. Совсем иной была судьба Феофана. Приехав на Русь, он прожил здесь около тридцати лет - до конца своих дней... На Руси Феофан тесно сжился с русскими людьми и крепко вошел в русское искусство, судьба которого была в его глазах уже неотделима от его собственной судьбы".

Роспись Благовещенского собора в Московском Кремле была, вероятно, последней страницей в творческой биографии Феофана Грека. И вместе с ним, как бы знаменуя непрерывность художественного обычая, работал московский чернец Андрей Рублев. Он также был приглашен в Кремль для иконописных работ. Видимо, в 1405 году Рублев не был начинающим живописцем. Надо думать, что инок Андроникова монастыря, расположенного на живописном холме над Яузой, снискал уже тогда славу известного изографа. Иначе трудно объяснить, почему именно ему поручили работать рядом с Феофаном. Был и третий участник росписи в Благовещенском соборе - Прохор с Городца. Несомненно, что и старец Прохор с Городца был звездой первой величины. Не исключено, что именно Прохор-старец был главой живописной школы. Так сейчас думают исследователи.

Украшение Благовещенского собора лучшими живописцами страны имело значение для всех других изографов. Это была, говоря современным языком, своеобразная художественная академия - она учила искусству. А в то время по всей Руси начинали строиться города, возводились деревянные и каменные сооружения, и, следовательно, художникам работы хватало. Профессия иконописца была почетной.

Летом 1405 года живописные работы в каменном Благовещенском соборе были закончены. Сотни трепетных огней отражались на глади пола, озаряли яркие и сочные сцены на сводах, переливались на золоченых решетках. Всеобщий восторг, удивление и благоговение вызывал иконостас не виданных ранее размеров - он полностью закрывал алтарь. Такого размаха не знала не только Русь, но и Византия, славившаяся на весь мир великолепием храмов.

Иконописцев, которых в Москве было великое множество, поражало и другое. Ни для кого не секрет, что великий Феофан и прославленный Рублев - противостоятели. Если бурный дух византийца не знал предела, если седина его святых подобна пенящимся горным потокам, устремляющимся вниз, то московский художник был мягок, он любил нежные, почти прозрачные краски, лики на его иконах женственны, полны теплоты и кротости. Феофан весь в драматичных противоречиях - его образы каждую минуту ждут, что раздастся глас труб, зовущих людей на Страшный суд, где ни один грех не будет прощен; рублевские персонажи полны чистоты и согласного мироощущения.

...Московские изографы, отлично понимавшие толк в живописи, глядели на пылающий золотом иконостас, написанный Феофаном Греком, Прохором с Городца и Андреем Рублевым. Все были поражены. Прославленных мастеров как будто подменили. Трое неповторимых слились в одного. Конечно, руку каждого из художников можно различить. Но все понимают, что великому Феофану пришлось несколько смирить свой неистовый пыл. Его святые глядят уже не строго, по-византийски,- в них стало больше человечности и доброты.

Ученые до сих пор спорят, каковы были творческие взаимоотношения Феофана Грека и Андрея Рублева. Мы можем делать только предположения.

Нет никакого сомнения, что работа совместно с таким выдающимся мастером живописи и знатоком античной и византийской изобразительной культуры, каким был Феофан Грек, не могла не быть полезной для Андрея Рублева. Традиция - это не только продолжение, но и отталкивание. Лермонтов в своих творческих исканиях нередко противостоял Пушкину, но никто не продолжил пушкинский путь в литературе столь своеобычно, как Лермонтов.

Гармония Андрея Рублева противостояла трагической страстности Феофана Грека. Это не помешало Андрею Рублеву многому научиться у сурового византийца. А совместная работа по созданию иконостаса в Благовещенском соборе заставляет думать, что и неистовый Феофан не считал свою манеру письма единственно приемлемой.

Интересное наблюдение принадлежит Михаилу Васильевичу Алпатову: "Мир византийских икон пребывает в таинственной мгле, из которой не в силах его извлечь даже блеск золота... Феофан остался верен традициям византийского колоризма... Красочные гармонии Феофана произвели сильнейшее впечатление на русских мастеров, и в первую очередь на Рублева.

Они открыли им неведомые ранее возможности живописи. Это не исключает того, что Рублев по-иному понимает цвет, чем его великий предшественник. Вместо аккордов в миноре он ищет и обретает аккорды в мажоре".

На летописных страницах истории искусства имена Феофана Грека и Андрея Рублева навеки стоят рядом.

Что мы знаем о жизни Андрея Рублева?

Мало, но все-таки знаем. Биографические сведения о нем скудны. Нет даже точных дат его рождения и смерти. Видимо, он родился около 1360 года и прожил на свете лет семьдесят - семьдесят пять. Часто местом рождения называют Радонеж, что на дороге от Москвы к Сергиеву Посаду. Недавно в Ярославле нашли запись о том, что Андрей Рублев был похоронен в Андрониковом монастыре.

Юность живописца совпала с величайшим событием на Руси. Росистым осенним утром встало солнце над рекой Непрядвой и осветило Куликово поле. У русских людей в ту пору не было более важной исторической задачи, чем сбросить ненавистное монголо-татарское иго. Выйдя навстречу полчищам Мамая, русские люди ощущали свою правоту. "Злочестивый и поганый хан" Мамай, по словам летописца, пришел на Русскую землю, как змея ко гнезду. И была на Куликовом поле великая сеча. В воинской повести того времени говорилось, что русские войска вступили на поле брани, как сильные тучи, их оружие блистало, как молния в день дождя, головы же вражеские, как камни, валились, и трупы поганых лежали, как посеченная дубрава. Летописцы донесли до нас имена простых людей - героев Куликовской битвы. Это Юрий Сапожок, Васюк Сухоборец, Семен Быков, Гридя Хрущ и другие ратоборцы. Летописец, не скрывая торжества, писал, что "нечестивый Мамай без вести погиб... Великий же князь Дмитрий Иванович возвратился с великою победою... и бысть тишина в Русской земле".

Действительность была неизмеримо сложнее, чем это рисует средневековый хронограф, и княжение Дмитрия Донского можно назвать тишиной с очень существенными оговорками. Куликовская битва знаменовала лишь начало освобождения - впереди лежали и новые сечи, и пожары, да и несчетные междоусобные схватки.

Главное было не в военной победе. Народ уверовал в свою силу. Если до Куликовской битвы простые люди, услышав слово "набег", теряли дар речи, хватали на руки малолетних детей и бежали в леса, служившие единственной защитой от кочевников, то теперь пробудилась страстная воля к сопротивлению. На старых пепелищах поднялись новенькие срубы, отливавшие золотом. По людным городам и тихим весям застучали топоры. Началась пора общего подъема национального самосознания, радостного и уверенного созревания сил народа, таившихся под спудом.

Был ли Андрей Рублев участником сечи в устье Непрядвы? Мы не знаем. В конечном счете это не так важно. Но как Пушкин был отдаленным, но мощным народным эхом Петровской эпохи, так и Андрей Рублев в творениях своих выразил настроения, овладевшие русскими людьми после того, как отзвенели мечи на Куликовом поле. Народ осознал свою силу: "С тех пор Москва основалась, и с тех пор слава великая".

Начальный период блистательного пути Рублева неотделим от Троице-Сергиева монастыря, откуда ратники Дмитрия Донского выступили в свое время в поход, закончившийся встречей с ордами Мамая. Ведь именно основатель монастыря Сергий Радонежский был духовным вдохновителем разгрома вражеского войска.

Трудно сказать, застал ли чернец Андрей Рублев в монастыре Сергия Радонежского. Но именно здесь родилась рублевская художественная идея земного человека, равного по внутренней красоте подвижникам.

Как ни заманчива была жизнь в лесной пустыне, где весной благоухают деревья и травы, где не умолкает пение птиц, Андрея Рублева непреодолимо влекла Москва, становившаяся все в большей степени общерусским политическим и культурным средоточием. Туда стекались со всех сторон самые лучшие изографы страны, там расписывал церкви Феофан Грек.

И вот Рублев - послушник-живописец Андроникова монастыря в Москве, расположенного на высоком зеленом холме над Яузой, откуда за лесной кромкой виден Кремль. В новом монастыре он принят с почетом. Многое здесь напоминает троицкие кущи, к которым привык Андрей. Монастырем правит ученик и последователь Сергия Радонежского Андроник. На монастырском кладбище похоронены герои Куликовской битвы. Монахи-старожилы отлично помнят, как отдыхали победоносные дружины Дмитрия Донского, пришедшие сюда с устья Непрядвы, перед тем как вступить в ликующую Москву, трезвонившую во все колокола.

В людной столице Сергиевский чернец не чувствует себя затерявшимся среди других. Его приглашают выполнять самые почетные живописные заказы. Его знает Феофан Грек. И вскоре Рублев получает великокняжеское повеление расписывать Благовещенский собор в Кремле...

Значительная работа Рублева - создание цветных миниатюр и заставок Евангелия. Оно ныне широко известно как "Евангелие Хитрово", по имени одного из позднейших его владельцев - боярина Богдана Матвеевича Хитрово.

...Отдел рукописей Библиотеки имени Ленина. Мягкий свет настольных ламп. Шум московских улиц едва доносится сюда. Трудно поверить, что эта объемистая рукописная книга лежит передо мной. Нельзя не поразиться ее богатому убранству, изяществу страниц. Заставки-буквицы выполнены в виде извивающихся змей, сказочных драконов, птиц. Художник не думает пугать читателей - его изображения условны, их отличают мягкость и красочная декоративность. Исследователи, например, обращают внимание на то, что гордый орел - символ евангелиста Иоанна - похож не на царя птиц, а скорее на нежного и кроткого голубя.

Самая большая удача Рублева - это изображение спешащего ангела, предвосхитившее образы гениальной "Троицы". Перед нами - прекрасный, возвышенного облика юноша в развевающихся одеждах. Сочетание мягких оттенков создает ощущение плавного воздушного движения. Впервые, пожалуй, в творчестве художника характерная для Рублева "плавь" получает в "Евангелии Хитрово" законченное выражение.

Андрей Рублев и его старший друг Даниил Черный работали во Владимире, где по велению великого князя Василия Дмитриевича должны были обновить живопись в Успенском соборе, старейшем храме страны, где похоронен один из эпических героев "Слова о полку Игореве" - Всеволод Большое Гнездо.

Владимир с его неповторимыми храмами произвел на московского иконописца неизгладимое впечатление. Памятники зодчества и живопись здесь отличались изяществом форм и линий. Стенопись и иконы поражали не яркими красками, а мягкостью и артистизмом исполнения. Отныне творчество Рублева было непосредственным продолжением изобразительной культуры Владимирской Руси, черпавшей художественные идеи не только Киева, но и Византии; Владимирская земля имела тесную связь с Грузией (знаменитая грузинская царица Тамара знала о Владимире) и странами Ближнего Востока. Недаром яркие краски Рублева исполнены тонкой гармонии.

Рублев должен был на стенах Успенского собора создать огромный иконостас и многофигурную композицию Страшного суда. На эту тему росписи были почти в каждой церкви. Люди могли воочию увидеть, какое страшное возмездие ждет их за земные грехи. Но Андрей Рублев был человеком нового времени. Ненависти и отчаянию он хотел противопоставить любовь и добро, дружеское согласие, красоту человека.

В сценах Страшного суда в Успенском соборе почти не показаны мучения. Рублев не хотел запугивать современников, он верил, что зло должно исчезнуть, уступив место добру. Образы, созданные художником, озарены мягким светом, в них ощущается духовная красота человека его времени.

Роспись и иконостас во Владимире были благополучно закончены. Но жизнь готовила художнику удар. Прошло всего лишь два года, и на Владимир налетели полчища кочевников, ведомых татарским ханом Талычей. Андрей Рублев и Даниил Черный были в Москве. От очевидцев узнали они о беде, постигшей Владимир. Татарское войско, "аки злые волки", ворвалось в город, разграбило его, забрало в плен жителей, чтобы потом продать женщин и ремесленников на невольничьих рынках. Всем сердцем желал художник помочь своему народу. И свою бессмертную "Троицу" он вынашивал в сердце как всеми ожидаемый призыв русских людей к единению.

Раньше "Троица" украшала иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Произведение свое, как говорят старые источники, Андрей Рублев написал "в похвалу святому Сергию". Таким образом, перед нами живописное произведение, посвященное Сергию Радонежскому.

Главная мысль картины - идея мира и согласия, о чем страстно мечтали и не находили в жизни люди пятнадцатого века. Всей композицией, плавностью и неуловимостью переходов, нежной гаммой цветов Рублев создал ощущение совершенства. Особенно большое впечатление производит средний ангел, чуть склонивший голову набок и протянувший руку, чтобы взять и испить смертную чашу. Дерево над его головой плавно склонилось от печали, словно в знак сочувствия.

Рублевская мечта о прекрасном человеке, о всеобщей гармонии, о мире, дружбе, согласии близка нам, людям двадцатого столетия. В мировом искусстве трудно найти другого художника, который давал бы так много нам, современникам космических полетов, для познания истоков национального характера, народных художественных представлений. Мы гордимся иконописцем Москвы, как Пушкиным, Толстым, Мусоргским...

Как складывалось в наши дни отношение к Андрею Рублеву?

Известно, что в 1918 году в "Известиях ВЦИК" за подписью Владимира Ильича Ленина был опубликован список лиц, которым следует поставить памятники в Москве и других городах Российской Федерации; в ленинском списке, в разделе "Художники", первым было названо имя Андрея Рублева.

Приблизительно в это же время из Москвы во Владимир выехала научно-художественная группа для раскрытия и изучения рублевских фресок в Успенском соборе. Ее возглавил Игорь Грабарь, художник, реставратор, знаток. Конечно, далеко не все удалось сделать - время было бурное. Необычайно важными были находки и исследования, проведенные группой, в состав которой входили историки искусства, археологи, архитекторы, мастера-реставраторы, фотографы. Удалось освободить от поздних наслоений и записей фрески, сохранившиеся на восточных сводах храма.

Игорь Эммануилович не раз потом рассказывал, что ему во время работ мучительно было видеть ежедневно с утра до вечера чудовищный контраст между вдохновенной живописью раскрываемых фресок и ужасной в своем безвкусии живописью поздних икон, составлявших иконостас. Откуда взялись эти малохудожественные работы в храме, чей внешний облик и внутреннее убранство являют собой совершенство форм древнего искусства? В семидесятых годах восемнадцатого века Владимир посетила Екатерина II. Сразу после ее пребывания возникла злополучная мысль заменить трехъярусный иконостас пятнадцатого века с монументальными, но темными иконами новым и роскошным, достойным знаменитого храма.

Неужели иконы рублевского письма были уничтожены и бесценные произведения навсегда погибли?

По архивным документам обнаружили, что собор продал старые иконы "за ненадобностью" крестьянам села Васильевского близ города Шуи.

Под Шую были посланы ученые. Они установили, что гигантские иконы благополучно стоят в сельской церкви. Конечно, они были покрыты копотью, не раз за несколько веков их поновляли, рублевские краски были не видны, и крестьяне даже не подозревали, какие ценности около двух веков находились в их селе. В 1922 году по постановлению В1ДИК, по устному распоряжению В. И. Ленина (примечательное событие!) из безвестного села Васильевского в Москву была привезена галерея древнерусского искусства. Одна из гигантских икон оказалась по мотивам и общему колориту близка рублевской "Троице". Игорь Грабарь писал по этому поводу:

"Это одна из самых монументальных фигур во всей древнерусской живописи, до сих пор нам известной, и вообще одна из ее высших точек. Можно себе представить, какое впечатление должен был производить некогда иконостас с такими исполинскими, ритмически установленными фигурами, таким тонально и красочно улаженным ансамблем. Надо сделать все от нас зависящее, чтобы по завершении раскрытия, требующего, к сожалению, долгих лет напряженной работы - над одним Павлом два мастера проработали свыше года,- этот комплекс памятников мирового искусства вернулся на прежнее место".

В настоящее время Васильевский иконостас полностью реставрирован, рублевская живопись возвращена к новой жизни. Владимирские иконы находятся в Третьяковской галерее. Особенно много труда вложил в важное дело замечательный художник-реставратор, крупнейший московский мастер Иван Андреевич Баранов.

...Самые ласковые эпитеты и сравнения употребляются в народных песнях, сказках, загадках, припевках, когда речь заходит о льне. В среднерусских местах народные умельцы издавна любят изображать голубой распустившийся цветок льна на туесах и коромыслах; женщины вышивают его нитями на полотенцах и занавесках. Если предлетний среднерусский пейзаж неотделим от голубых, синих и зеленых тонов, то предосенняя пора здесь всегда выступает в венке поспевающей, слегка побуревшей ржи, в которую вплетены васильки.

Сияние голубизны и золота вызывает в памяти имя иконописца прозванием Рублев.

Голубыми и золотыми тонами исключительной чистоты и звучности вошла в наше сознание рублевская "Троица". Конечно, цвет в "Троице" символичен - с ним были связаны представления о рае, о человеке гармоничного душевного совершенства. "Не давая прямого подобия русской природы, Рублев извлек мед ее благоуханной, светлой красоты и отразил в "Троице" все покоряющее обаяние ее родной задушевности и тишины",- пишет Н. А. Демина.

Стоя в малолюдном зале галереи перед "Троицей", я всегда с благодарностью думал о тех, кто укрывал это живописное чудо во время Великой Отечественной войны в Сибири. Я не мог не исполниться чувством признательности к тем, кто в начале нынешнего века расчистил от наслоений и копоти рублевский шедевр. Мы не знали бы, каких высот в изобразительном искусстве достигли наши предки, если бы художники-реставраторы, среди которых надо назвать имя В. П. Гурьянова, не приложили усилий и тончайшего мастерства, для того чтобы "Троица" предстала перед нами в первозданной красоте.

Сюжет картины восходит к библейскому первоисточнику. К старцу Аврааму явилось божество в облике трех прекрасных юношей, предрекших ему рождение сына; трапеза происходила за столом под дубом. Юноши печальны, задумчивы. Все дышит миром, любовью, красотой.

В одном забытом трактате есть любопытное наблюдение над связью древней живописи с русской природой: "Смысловая гамма иконописных красок необозрима, как и передаваемая ею природная гамма небесных цветов. Прежде всего, иконописец знает великое многообразие оттенков голубого: и темно-синий цвет звездной ночи, и яркое дневное сияние голубой тверди, и множество бледнеющих к закату тонов светло-голубых, бирюзовых и даже зеленоватых. Нам, жителям севера, очень часто приходится наблюдать эти зеленоватые тона после захода солнца. Но голубым представляется лишь тот общий фон неба, на котором развертывается бесконечное разнообразие небесных красок,- и ночное звездное блистание, и пурпур зари, и пурпур ночной грозы, пурпуровое зарево пожара, и многоцветная радуга, и, наконец, яркое золото полуденного, достигшего зенита солнца".

* * *

Первый директор рублевского музея Давид Ильич Арсенишвили оказался, как я мог убедиться, энергичным человеком, умелым и предприимчивым. Буквально захлебываясь от восторга, показывал мне Давид Ильич огромные фотокопии икон и старинных фресок.

- Посмотрите, - говорил Давид Ильич,- на белого коня, на котором вихрем несется Георгий Победоносец. Посмотрите на эту развевающуюся мантию всадника, а как изящны эти руки... О-о,- Давид Ильич даже схватился за голову,- теперь так не умеют писать! Вы понимаете, конечно, как нужен наш музей.

Вся речь его была восторженным гимном древнерусскому искусству, а об Андрее Рублеве Арсенишвили говорил так, как будто он только вчера расстался со знаменитым иконником.

Н. А. Демина много лет подряд бывала в древних городах. Однажды, работая в Дмитрове, она обнаружила в старинном соборе заброшенные иконы. Они были привезены в Москву, и над ними кропотливо потрудились музейные реставраторы. Когда с одной из досок были сняты чернота и поздние записи, то перед взором зрителей предстала икона Иоанна Предтечи. Образ был словно озарен мягким светом - нежно и проникновенно была передана духовная красота мыслителя. Плавные, неуловимые переходы тонов, все краски связывают образ пустынника с лесной стихией Древней Руси. По общему и единодушному мнению знатоков, найден был шедевр огромной художественной силы, возможно принадлежащий кисти Андрея Рублева или его содруга Даниила Черного.

Многие исследователи называют конец четырнадцатого и пятнадцатый век периодом русского Ренессанса. Находки последнего времени убедительно говорят о том, что в средневековой Руси были живописцы, не уступавшие по своему мастерству самым прославленным художникам мира. Найдена в подмосковном городе Дмитрове "Богоматерь Одигитрия". Рука реставратора вернула к жизни первоклассное живописное произведение, исполненное прозрачными, чистыми красками. Икона была создана в пятнадцатом веке неизвестным мастером, унаследовавшим в своем творчестве рублевские традиции - одухотворенную человечность, гармоничность, необычайную высоту идеалов.

На торжественном заседании в честь Рублева, которое проходило в Кремле, я сидел рядом с Давидом Ильичом Арсенишвили, и всякий раз, когда кто-нибудь из зарубежных гостей отдавал должное великому художнику и говорил похвальные слова, Арсенишвили улыбался так, словно хвалили его самого. Впрочем, основателю музея было чем гордиться... Большую речь на рублевском вечере произнес Михаил Владимирович Алпатов. Сравнивая Андрея Рублева с великими мастерами Возрождения, он говорил: "Рублев пошел своим путем, путем художника, которому были близки думы, горести и мечты русского народа. Главным в этом мире для Андрея Рублева был добрый, деятельный человек, готовый прийти на помощь своим ближним. Этого доброго, деятельного человека он изображал в виде ангела, святого, подвижника. Они были для него носителями высоких нравственных идей. На них художник переносил все свои самые сокровенные чувства. Рублев сумел воплотить в этих образах и чистую красоту юности, и непоколебимую силу зрелого мужа, и величавую мудрость старости, он сумел выразить в них лучшие черты древнерусского народного идеала".

...Прошло много лет. Имя Андрея Рублева, как и его содругов, приобрело за последние годы неслыханную известность.

Мы никак не можем примириться с мыслью, что нам так ничтожно мало известно о жизни автора "Троицы". Но ученые продолжают поиски, и их работы обогащают наше представление о былом. Долгое время шел спор о том, где провел последние годы жизни Рублев - в Троице-Сергиевой лавре или в Андрониковом монастыре. Единственный вещественный след Рублева в Андрониковом монастыре - обнаруженные в проемах окон центрального алтаря остатки растительных орнаментов: их плавность и цвет позволяют угадать руку великого мастера.

Искусствовед П. Д. Барановский в конце сороковых годов выступил с сообщением о том, что могила Андрея Рублева находится в Андрониковом монастыре. В подтверждение этого он сослался на надпись на могильной плите, которая находилась на Яузском холме два века назад. В 1967 году в Ярославле, в городе, где некогда нашли "Слово о полку Игореве", в рукописи "постриженика Ионы" искусствовед В. Г. Брюсова нашла упоминание о "чудных и пресловущих иконописцах Данииле и Андрее", то есть о Данииле Черном и Андрее Рублеве. Как о само собой разумеющемся факте автор рукописи сообщает об изографах: "Святые же их мощи погребены и почивают в том Андроникове монастыре под старою колокольнею, которая в недавнее время разорена..."

* * *

Если вы перейдете широкий мост через Яузу и подниметесь на высокий холм, опоясанный цепью белокаменных стен, то, миновав ворота, попадете на землю древнего Андроникова монастыря. Ныне здесь находится Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева.

В соборе, отличающемся стройностью облика, до наших дней сохранились остатки рублевской живописи, обнаруженные на откосах стен.

Стараниями основателей музея Давида Арсенишвили, Наталии Деминой и Ирины Ивановой, а также пришедших потом молодых ученых собраны ценнейшие коллекции произведений древнерусской живописи.

Над возрождением старых шедевров, привозимых сюда из разных мест страны, неутомимо и вдохновенно поработали художники-реставраторы Василий и Александр Кириковы, Евгений и Ирина Брягины, уроженцы прославленной Мстеры, заповедного гнезда народной живописи. Василий Кириков создал копию рублевской "Троицы", которая путешествовала по выставкам мира от Токио до Парижа.

* Оглавление *

Баннерная сеть "Исторические сайты"