ПАМЯТЬ СЛОВА

С мала ключика студена потекла река,
С невелика начиналась матушка-Москва...

Произнесем вслух старые московские наименования, они звучат как докатившееся до наших дней эхо глубокой старины: Большой и Малый Гнездниковские, Оружейный и Ружейный, Гжельский и Пыжевский переулки, Краснопрудные, Ленивка, Кудринская, Неглинная, Зубовская улицы, Иваньковское шоссе, Крымская площадь, Ново девичий проезд... Многие названия звучат как стихи. Например, Нагорный переулок был расположен по берегу ручья Золотой Рожок, который, в свой черед, напоминал о заливе Золотой Рог в Константинополе. Отсюда - Золоторожский вал, потом - Золоторожская улица, названная теперь Волочаевской. Охотничья улица в Сокольниках проложена там, где некогда была слобода егерей-охотников. В тех же Сокольниках Оленьи валы напоминают об исчезнувшей Оленьей роще. В Палашах, как гласит предание, жили палачи. Об этом долго напоминала церковка Рождества в Палашах.

Знатоки отмечают, что самый старый из сохранившихся топоним Москвы - Замоскворечье, включающий слово "река". К старым относятся: бутырки (то есть поселение на отшибе), вал, ворота, гора, застава, рог (то есть мыс, овраг), ряд, слобода, хутор...

Обходя Кремлевский холм, кто из нас не любовался стройной проездной Боровицкой башней. Она с давних пор принадлежит к числу тех кремлевских строений, что придавали красоту и величие не только "великоградным стенам" крепости, но и всему "царствующему граду". Для меня, думаю, и для многих сладостно наименование башни - Боровицкая. В слове "бор" - стозвонный шум сосен, запах хвои, янтарные подтеки на стволах, лепет лесного ручья... При впадении Неглинной в Москву-реку возвышался живописный холм, поросший лесом. Не было еще кремлевских красно-кирпичных кладок, таких нам привычных, и никакое воображение тогдашних жителей не могло представить себе современные московские улицы. На месте Манежа и университета мирно паслись лоси, медведи шли на водопой по берегу Неглинной - от нынешнего Кузнецкого моста к Александровскому саду... Звери давно разбежались из людного места, ни одного могучего дерева не пощадил топор, и только птицы сохраняют верность старым гнездовьям - столетиями возвращаются они к местам, в которых привыкли жить.

Бор на холме и облюбовал во время оно Юрий Долгорукий для сооружения маленькой деревянной крепости на далекой лесной окраине Суздальского княжества. Место было водное, лесное, рыбное, охотничье, медовое... Перекресток речных и конных дорог - с запада на восток, с востока на запад. Для князя же Юрия прекрасной музыкой звучало наименование южнорусского города на Днепре - Киев, "мати русских городов". Основывая крепость в северной залесской земле, Долгорукий видел в своих мечтах южные степи - там и слава, и богатство, и отчий княжеский стол. До нас дошли некоторые портретные черты Юрия, который, по словам летописцев, был роста немалого, толстый, лицом белый и - это тоже отмечалось - "любитель сладких пищ".

Собственно, и прозвище Долгорукий князь получил от летописцев (они, наверное, подхватили кличку, бытовавшую среди современников) за то, что его руки тянулись к далеким южным городам, хотя править-володеть ему надлежало Суздалем, вернее, Ростово-Суздальской землей, полевой и лесистой, лежащей на севере, в междуречье Волги и Оки. Некоторые из возведенных им городов имели величественный облик. Так, на берегу реки Трубеж, при впадении ее в Плещееве озеро, он возвел валы и поставил каменный собор-великан, дав начало Переяславлю (Переславлю-Залесскому). Другие городки были поплоше, но тоже достойны упоминания в летописях, как поставленный среди полей Юрьев или срубленная на берегу Волги Кострома. Все они, новые города, предназначались в уделы детям Юрия Владимировича: у него было одиннадцать сыновей и две дочери.

Летописец не утверждал, что неутомимый основатель городов заложил и Москву. Нет, первое летописное упоминание - в 1147 году - о Москве связано со словами Юрия Долгорукого, прозвучавшими в столетьях: "Прийде ко мне, брате, в Москов".

Так Юрий позвал на честной пир-совет военного союзника своего Святослава Ольговича, князя новгород-северского, находившегося в то время в отдаленной земле вятичей. Ни Юрий Долгорукий, ни Святослав, ни летописец, написавший о том, что "был обед силен",- никто, разумеется, не придал особого значения событию. Мало ли с кем приходилось кому пировать, мало ли крепостей в Суздальской земле заложили люди князя, проводившего век в путях, ловах, схватках и пирах! Но "обед силен" на кремлевской горе, покрытой дремучим бором, вошел в отечественные анналы как пир по поводу основания Москвы. С него-то и началась, хотя селения были здесь с незапамятных времен, наша древняя столица.

Юрий Долгорукий знал обычай, идущий из Киева, где в былинные времена Владимир Красное Солнышко угощал богатырей под звон яровчатых гуслей. Пиры на днепровских кручах так запоминались, что о них пели сказители на берегах Печоры и Белого моря и в нашем столетии. Дело не в яствах и медах, которые лесная глушь поставляла в изобилии. Суздальский князь в небольшой деревянной Москве принимал князя Святослава, будущего отца Игоря - героя эпической поэмы "Слово о полку Игореве". Мы не знаем, какие речи говорили между собой военные союзники,- все равно они были пророчеством о граде, который вот-вот вольно раскинется в этих местах.

Гоголь, восхищаясь богатством народной речи, ее мудростью и живописностью, заметил, что в ней иное название дороже самой вещи. Строен шатер Боровицких проездных ворот - древнейший въезд в крепость. Но название же, ей-ей, еще прекрасней - оно память об основании Москвы. В старину это понимали. Задумал однажды царь Алексей Михайлович переименовать ворота, но всесильный царский указ не возымел действия - никто не стал в Москве называть ворота Предтеченскими, как было определено. Даже всегда послушные дьяки - лица, ведавшие делами в боярской думе и приказах,- упорно писали в бумагах "Боровицкие ворота". Так и сохранилось до нас старое название, звучащее ныне как поэма о дремучем боре, что на холме при впадении Неглинной в Москву-реку, о сосновом лесе, среди которого селились охотники, рыбари, пахари, бортники, ремесленники - первые москвичи.

Пожилые люди еще помнят, что место между Лубянкой и Чистыми прудами в московском простонародном обиходе именовалось Кучковым полем. Давным-давно никакого поля и в помине тут не было, но в старом названии звучала фамилия боярина Кучки, владевшего здесь большими и малыми - "красными" - селами. Кучка и его домочадцы - герои легенд, расцвеченных народной фантазией, о начале Москвы. Тут и злая жена, дочь боярина Кучки, Улита, на которой Юрий Долгорукий женил своего сына князя Андрея, задумавшая вместе с сыновьями Кучки погубить мужа, и охотничьи приключения, и верный пес, идущий по кровавому следу... Трудно отличить правду от вымысла, но несомненно одно: существовала давняя и жестокая распря между Кучковичами и потомками Юрия Долгорукого, ее и запомнил народ. Известно, например, что сын Юрия, владимирский князь Андрей, прозванный Боголюбским, был убит Кучковичами, устроившими в замке под Владимиром, в княжеской резиденции, боярский заговор-переворот.

Сказание о начале Москвы, записанное довольно поздно, в XVII веке, начиналось словами: "Кто думал-гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти?" В этом риторическом возгласе - народное удивление перед необычайной судьбой лесной крепости, не затерявшейся в окраинных суздальских лесах, а выросшей в город, объединивший мало-помалу всю Северную Русь.

Нет, не случайно прозвище основателя Москвы - Долгорукий. Потомки Юрия Владимировича полностью оправдали пращурово прозвание, хоть путь города через столетия и пространства был нелегким. Надо было миновать и пожарища, и распри, и набеги, всевозможные катастрофы и исторические неустройства. Как быстро росла Москва, мы можем судить по следующему. Если мы посмотрим на карту начала XIV столетия, то увидим, что все Московское княжество - теперешнее Подмосковье, почти пределы ныне существующей Московской области. Но при жизни двух поколений, за каких-нибудь сто лет, княжество выросло в тридцать раз, став из Московии Русью Московской. А ведь врагов у земли Московской было немало. И кочевые орды, двигавшиеся под удары бубнов, и богатая, тщеславная Тверь, и Литва, и пожары. Но недаром говорят, что нужда учит и ум дает.

Есть все-таки необходимость сделать небольшое отступление в область топонимики - науки о географических наименованиях. Велось много споров о слове "Москва", которое значительно старше города. Откуда взялось наименование реки, поделившейся своим названием с возникшей на ее берегу крепостью? Устанавливать происхождение наименований рек, озер, урочищ, гор, долин всегда трудно - обычно названия эти даны дальними, нередко забытыми, исчезнувшими почти без следа первопоселенцами края.

Некоторые исследователи выводят происхождение слова "Москва" от обыкновенных старых, древнеславянских "мостков". Иностранцы-путешественники, оказавшись в Москве, пытались истолковать название города как далекое эхо имени библейского Мосоха, внука Ноя, строителя ковчега, спасавшего людей и зверей от потопа. Средневековье любило начало всех начал выводить из библейских сказаний. Некоторые книжки даже писали, что библейский Мосох был праотцем всех славян, прародителем Ляха, Чеха и Руса...

Лет тридцать назад в старых списках немецкие филологи обнаружили наименование "Москва" - географическую точку на карте. Она существовала в тех местах, где некогда жили западные славяне. Об этом говорилось на съезде славистов в 1958 году. Таким образом, было получено весомое подтверждение в пользу славянского происхождения названия. Некоторые лингвисты сближают старославянское слово "моква" - хлеб в зернах - с нашим гидронимом. На старопольском "москва" означало "пища". В старину у нас чаще говорили "на Москве", то есть на берегу реки.

Сыскать начало всех начал всегда трудно. Для нас Москва - город и река, живущие в неразрывном единстве, хотя слава столицы стократно превзошла известность реки, вытекающей из Старьковского болота и впадающей в Оку. Все-то расстояние реки - менее пятисот километров. Ее нельзя ставить в один ряд, скажем, с Волгой или Днепром. Но известность Москвы-реки - в городе, вспоенном ее водами.

Что значит слово "кремль"? Споров об этом немало. Впервые оно упоминается в Софийской летописи под 1445 годом в смысле - крепость внутри города. Но издавна в языке бытовало "кремь" - часть засеки, где растет лучший строевой лес. "Кремлёвый" - значило "крепкий", "прочный". Когда говорили "кремлёвая сосна", все понимали: речь идет о крепкой и высокой сосне, выросшей на сухой почве - лесной опушке.

Названий в Москве много. Старые - в названиях рек, холмов, родников, урочищ, лесов, полей, улиц, переулков, площадей, скверов. Звучат и новые наименования. Некоторые названия старше самой Белокаменной. Сущевская улица напоминает нам о бывшем некогда Сущеве, входившем, наверное, в число "красных сел" полулегендарного боярина Кучки, первожителя здешних мест. Марьина роща окутана дымкой романтических легенд. Одну из них написал Василий Андреевич Жуковский, вдохновенно рассказавший о любви красавицы Марии к певцу Усладу. В действительности все было куда прозаичнее. Возле села Марьина произрастала в направлении вала роща. Село вошло в городскую черту, а роща - любимое место гулянья простого люда - переняла название исчезнувшего в городских улицах деревянного селения. Кто не знает Хорошевские улицы? Было здесь невдалеке село Хорошево - ладные дома, крытые тесом. Село оказалось в городской черте, отсюда и Хорошевские улицы. Недавно в Москве появилась Олимпийская деревня...

Гуляя по столице, вспоминаешь о давних занятиях москвитян, увековеченных в названиях переулков и улиц: Гончарный, Кожевенный, Оружейный, Калашный, Столешников, Бронные, Ямские, Пушечная... Городские наименования, связанные с занятиями, часто переходили в фамилии. Отсюда многочисленные Хлебниковы, Гончаровы, Стрелецкие, Звонаревы, Барышниковы, Кожевниковы... Фамилии появились у простых людей довольно поздно, первыми носителями их были те, кто уходил из родных мест. В 40-х годах XVI века жил в Новгороде крестьянин по фамилии Москва. В Вязьме и Зарайске проживали в XVII столетии известные посадские люди Москвины. Жил-был некогда на свете, на берегу Ильмень-озера, добрый молодец Гридя, которого и стар и мал звали Московка.

Названия служат не только для познания (хотя для историков, географов, языковедов, этнографов они - сущий клад), они - поэтичнейшая часть народной речи да и самой жизни. А в таком вселенском месте, как Москва, составляют своего рода художественную область. Здесь названия не только напоминают, но и поют, в них - народное многоголосие, живые голоса истории. И поныне в народе можно услышать: "Дороже Каменного моста",- это память о том, как недешево обошелся стольному граду каменный мост через реку, заменивший деревянный. Когда мы советуем кому-нибудь побывать в Кадашах, как не вспомнить замоскворецких бочаров-кадашей, делавших-мастеривших отменные кадушки.

Приведу справку из новейшего трактата, посвященного старому московскому наименованию: "О происхождении очень известного имени Арбат спорят, и споры не утихают по сей день. Есть также Арбатецкие улица и переулок, Кривоарбатский переулок. Была улица Малый Арбатец (Дурасовский переулок). Наиболее вероятная версия связывает Арбат с арабским, а позже и с тюркским словом "рабад", "рабат" (форма множественного числа - арбад) - окраина города, предместье, караван-сарай, сторожевой пост, иногда монастырь. Многие топонимы в наших Среднеазиатских республиках и в арабских странах включают это слово. Вспомним также Арабатскую стрелку в Крыму (по уже не существующему укреплению Арабат) и столицу Марокко - Рабат. Неясны пути проникновения арабского слова в топонимию Москвы. По-видимому, следует предположить тюркское посредство".

Есть и другой подход. Историк И. Е. Забелин напоминал, что Арбат, упомянутый впервые в летописи под 1493 годом, писался как Орбат, и произведен от слова "Горбат", то есть имелось в виду возвышенность, бугор, горбатый холм, Орбат, Арбат.

Маросейка восстанавливает в памяти знаменитейшее Малороссийское подворье.

Почему переулок был назван Капельским? Протекала вблизи речка Капля, впадавшая в реку Напрудную,- теперь они текут по трубам под землей. Никола в Блинниках заставляет ощущать вкус любимых у нас очень тонких круглых блинов из жидкого теста, испеченных на сковороде. Улица Матросская Тишина напоминает, что была здесь некогда парусная фабрика, на которой работали матросы,- в тихом месте для них Петр I устроил больницу.

Явь нового времени - в улицах-фамилиях. Ленинские горы, Ленинский проспект, Фрунзенская набережная, улицы Карла Маркса, Димитрова, Наташи Качуевской, Чкалова, Веснина, Неждановой, Бакунинская, Кирова, Бауманская, Чернышевского, Обуха, Горького, проспект Калинина, площади Пушкина и Маяковского.

Какое прекрасное слово - Остоженка. Оно напоминало о том, что еще в конце семнадцатого века там, где потом пролегла улица Остоженка, стояли стога сена. Остожье - место, где стоял стог. В конце улицы стоял знаменитый остоженский Конюшенный двор. Последний упоминается в московском фольклоре. Радостно, что улице вернули ее прежнее имя, что началось - наконец-то! - восстановление старых исторических названий.

Если читать с пониманием, то даже адресная книга - увлекательная повесть о прошлом и современном. Названия местности - такая же художественная и историческая ценность, как память о монахе-богатыре Ослябе, герое Куликова поля. Я прохожу Ослябинским переулком, что между Симоновослободским валом и Первым Восточным переулком. Перед глазами возникает тень Родиона Осляби, который сопровождал вместе с Пересветом-богатырем Дмитрия Донского на Куликовскую битву, геройски участвовал в ней и погребен был в московском Симоновом монастыре. Я иду обычным вроде бы переулком, а слышу звон мечей в устье Непрядвы. Для знающего человека какие-нибудь Хамовники - так в старину называли ткачей - звучат прекрасной музыкой. Оберегать наименования следует так же, как оберегаются, скажем, античная или киевская мозаика, средневековая фреска или мраморные изваяния эпохи Возрождения.

На площади возле Моссовета, неподалеку от Кремля, стоит памятник Юрию Долгорукому, заложенный в честь 800-летия Москвы. Бронзовая статуя выполнена скульптором С. М. Орловым (соавторы А. Л. Антропов и Н. Л. Штамм), постамент был сооружен из серого лабрадорита по проекту В. С. Андреева. С могучего богатырского коня Долгорукий указывает рукой вниз, на московскую землю... Тесно хоробру, строителю города, основателю великого града на площади. Но никогда он не покинет места, где когда-то состоялся "обед силен" под сенью бора.

* Оглавление *

Баннерная сеть "Исторические сайты"