Г.П.Латышева Москва и Московский край в прошлом

"КЛАДЫ" ОРУЖИЯ

Китай-город был, если можно так выразиться, всероссийским торгом. Но жили в нем только два десятка крупнейших московских купцов - гостей и гостиной сотни торговых людей, да наезжали еще купцы из других городов и стран. Большинство же московских торговых людей жили за пределами Китай-города и приходили в свои лавки иногда с довольно далеких по тогдашним понятиям окраин. Археологам удалось найти одно любопытное свидетельство этого.

Как-то при земляных работах в районе современного Казарменного переулка (уже за древней стеной Белого города) нашли в старом колодце большой кувшин, на котором уверенной рукой, почерком конца XVI - начала XVII века было процарапано: "Кувшин добра человека Григория Офонасева". Нужно думать, что этот "добрый человек", т. е. представитель зажиточных слоев посада, жил где-то неподалеку, в Земляном городе. А лавка его, упомянутая в "Книге об устройстве торговых рядов" 1626 года, находилась на Большом посаде в Соляном ряду.

Большинство населения Китай-города составляли духовные лица - ведь там было великое множество церквей и монастырей.

Однако большое значение в этом районе имела та группа населения, которая количественно составляла лишь пятую его часть - крупные служилые люди. В разных местах Китай-города размещались большие усадьбы, принадлежавшие как родовитой знати, так: и худородным, но занимавшим крупные посты в царской администрации приказным людям. При наших раскопках в Зарядье удалось открыть и усадьбу рядового приказного, и огромный двор князя Юрия Сулешова, близко подойти к двору окольничего Ивана Гавренева. О застройке этих дворов вы еще прочтете в этой книге, сейчас же мы лишь напомним, что в своих больших дворах крупные феодалы жили как в деревенских замках - с большой семьей, многочисленной челядью, что они должны были выступить по первому зову царя в поход "конны, людны и оружны", а потому держали в своих дворах и обученных воинскому делу холопов, и множество лошадей, и, конечно, хранили немало разного оружия и иных воинских припасов.

Вещи из кладов: топор, наконечник копья, шлем, рукомойник, ендова.

Об этом живо напоминают найденные в Китай-городе клады. Впрочем, пожалуй, трудно утверждать, что это были клады в обычном смысле слова, т. е. деньги или вещи, зарытые в землю "про черный день". Скорее можно говорить, что при земляных работах открыты клети или погреба, словом, какие-то помещения боярских усадеб, в которых хранились наиболее ценные веши и оружие. Одна такая клеть была вскрыта лет 75 назад при прокладке канализационных труб в Ипатьевском переулке (недалеко от восточной границы Китай-города). Здесь были найдены шлемы, кольчуги, наконечники копий и кошелек с монетами, чеканенными при Иване IV, но еще в те годы, когда он не принял титула паря, т. е. до 1547 года. Так удалось установить, что все эти веши относятся к середине XVI века.

Прошли ровно 75 лет, и в том же Ипатьевском переулке при строительстве вновь нашли такой же клад. На этот раз здесь велись наблюдения специалистами-археологами, и Г. Векслеру удалось установить, что вещи лежали в небольшом бочонке, который стоял, по-видимому, в погребе дома, погибшего при сильном пожаре: сруб погреба был перекрыт толстым слоем углей и золы. Из бочонка вынули шлем, очень похожий на те, что нашли 75 лет назад, боевые топоры, длинные ножи, стремена, ствол карабина с вычеканенной на нем арабскими цифрами датой изготовления -1555 год. В бочонке оказались и предметы домашнего обихода, в том числе красивый рукомойник работы какого-то западноевропейского мастера.

Когда же все это положили в стоящий в погребе бочонок? Конечно, не раньше 1555 года: ведь именно тогда изготовили ствол для карабина. Но если подумать, можно установить, что не только не раньше, а намного позднее. Ведь карабин попал в Россию, по всей вероятности, не сразу, а через год-другой после изготовления. Какое-то время он должен был служить, прежде чем деревянное ложе его было сломано (как это удалось установить А. Г. Векслеру), а ствол, представлявший большую ценность, положили в кладовую вместе с прочим оружием, разумеется, с тем, чтобы когда-нибудь сделать для него новое ложе. Итак, от изготовления ствола до того, как оружие, в числе которого был и он, оказалось в погребе, прошел, по-видимому, не один год. Попытаемся уточнить, сколько же лет могло пройти?

Ведь если ценное оружие: шлемы, кольчуги, копья, этот редкостный, хоть и сломанный, карабин, так и осталось лежать в клети или погребе, то тому должны были быть какие-то особые причины. Наверное, вся усадьба отчего-то погибла и притом внезапно, так что и самое ценное имущество не Удалось спасти. С этой точки зрения весьма важен факт находки бочонка в срубе, погибшем, по-видимому, при сильном пожаре. Известно, что в XVI веке в Москве было два очень сильных пожара, при которых выгорал едва ли не весь город. Один из них произошел в июне 1547 года, всего через полгода после принятия Иваном IV царского титула, и послужил толчком к народному восстанию. Но ясно, при этом пожаре не мог сгореть тот погреб: ведь вещи попали туда не ранее 1555 года. Скорее можно думать, что та, первая находка оружия и кошелька с монетами, на которых не начеканен еще царский титул, как-то связана с пожаром 1547 года. Другой пожар произошел в мае 1571 года, когда на Москву неожиданно обрушились войска крымского хана Девлет-Гирея которых не смогло остановить опричное войско Ивана Грозного. Может быть, тогда-то и сгорела усадьба, на которой стоял описанный нами погреб. В таком случае от изготовления ствола карабина до того, как бочонок был погребен под слоем угля и золы в сгоревшем погребе, прошло 16 лет. Срок не слишком большой. Впрочем, говорить о нем можно лишь предположительно, так как находки сделаны не при специальных раскопках, а при земляных работах, когда точная датировка слоев не всегда возможна.

Наконец, совсем недавно, уже в сентябре 1970 года, в том же районе Китай-города, неподалеку от Ипатьевского переулка А. Г. Векслером была сделана на строительстве еще одна находка. На этот раз - настоящий клад. В большом медном сосуде, напоминающем таз, но имевшем, видимо, какую-то плотную, приклепанную деревянную или кожаную крышку, лежало более 3 тысяч серебряных испанских монет - реалов, чеканенных при королях Филиппе II и Филиппе III (последний умер в 1620 г). Клад зарыли, по-видимому, уже в 30-х, а может быть, в 40-х годах XVII века.

Кто был владельцем этого колоссального богатства?

Ответить на этот вопрос сколько-нибудь определенно сейчас нет возможности: ведь клад еще только изучается и могут быть открыты какие-то важные обстоятельства, которые позволят определить его точнее. Но вряд ли это мог быть русский купец, хотя, как мы уже говорили, в Китай-городе жили очень богатые купцы-гости и гостиной сотни торговые люди, и в какой-нибудь сотне шагов от места находки стояли впоследствии палаты известных московских богатеев Никитниковых (перебравшихся в Москву из Ярославля в 1622 году) и построенная ими импозантная церковь Троицы, а также дворы гостя Твердикова и знаменитого художника-иконописца Симона Ушакова. В усадьбе русского гостя вряд ли были бы одни только иноземные монеты. Скорее можно думать, что их завез сюда какой-нибудь испанец - искатель приключений, попавший в Москву в надежде выгодно поместить свой капитал во вновь открывающийся "русский рынок". Как знать, не натерпелся ли он страха, например, в дни народного восстания в июне 1648 г., когда Москва оказалась фактически в руках восставших. Легко представить себе, что во время восстания этот незадачливый "капиталист", боясь потерять свое богатство, зарыл его в землю да так и не сумел потом вырыть: может быть, погиб, а может быть, унес ноги, но во всяком случае ему было уже не до сокровищ, зарытых в землю.

Оглавление