Византийская принцесса
В конце июня 1472 года из Рима в Москву торжественно отправилась в
путь византийская принцесса Софья Палеолог: она ехала на свадьбу с
великим князем Иваном III. Этой женщине суждено было сыграть важную
роль в исторических судьбах России.
29 мая 1453 года легендарный Царьград, осажденный турецкой
армией, пал. Последний византийский император Константин XI
Палеолог погиб в бою, защищая Константинополь.
Его младший брат Фома Палеолог, правитель небольшого удельного
государства Морея на полуострове Пелопоннес, бежал с семьей на
Корфу, а затем в Рим. Ведь Византия, надеясь получить от Европы
военную помощь в борьбе с турками, подписала в 1439 году
Флорентийскую унию об объединении Церквей, и теперь ее правители
могли просить себе убежище у папского престола. Фома Палеолог смог
вывезти величайшие святыни христианского мира, в том числе и главу
святого апостола Андрея Первозванного. В благодарность за это он
получил дом в Риме и хороший пансион от папского престола.
В 1465 году Фома скончался, оставив троих детей – сыновей Андрея
и Мануила и младшую дочь Зою. Точная дата ее рождения неизвестна.
Предполагают, что она родилась в 1443 или 1449 году во владениях
своего отца на Пелопоннесе, где получила начальное воспитание.
Образование царственных сирот взял на себя Ватикан, поручив их
кардиналу Виссариону Никейскому. Грек по происхождению, бывший
архиепископ Никейский, он был ревностным сторонником подписания
Флорентийской унии, после чего стал кардиналом в Риме. Он воспитал
Зою Палеолог в европейских католических традициях и особенно
поучал, чтобы она во всем смиренно следовала принципам Католицизма,
называя ее «возлюбленной дочерью Римской Церкви». Только в этом
случае, внушал он воспитаннице, судьба одарит тебя всем. Однако
сложилось все совсем наоборот.
В те годы Ватикан искал союзников, чтобы организовать против
турок новый крестовый поход, намереваясь вовлечь в него всех
европейских государей. Тогда по совету кардинала Виссариона папа и
решил выдать Зою за недавно овдовевшего московского государя Ивана
III, зная о его стремлении стать наследником византийских
басилевсов. Этим браком преследовались две политические цели.
Во-первых, рассчитывали, что великий князь Московии теперь примет
Флорентийскую унию и подчинится Риму. А во-вторых, станет
могущественным союзником и отвоюет бывшие владения Византии, взяв
часть из них в приданое. Так по иронии истории этот судьбоносный
для России брак был инспирирован Ватиканом. Оставалось получить
согласие Москвы.
В феврале 1469 года в Москву прибыл посол кардинала Виссариона с
письмом великому князю, в котором ему предлагалось сочетаться
законным браком с дочерью деспота Морейского. В письме между прочим
упоминалось, что Софья (имя Зоя дипломатично заменили на
православное Софья) уже отказала двум сватавшимся к ней венценосным
женихам – французскому королю и герцогу Медиоланскому, не желая
выходить замуж за правителя-католика.
По представлениям того времени, Софья считалась уже немолодой
женщиной, но она была очень привлекательна, с удивительно
красивыми, выразительными глазами и нежной матовой кожей, что на
Руси считалось признаком великолепного здоровья. А главное, она
отличалась острым умом и статью, достойной византийской
принцессы.
Московский государь принял предложение. Он направил в Рим своего
посла, итальянца Джан Баттисту делла Вольпе (его в Москве прозвали
Иваном Фрязиным), свататься. Посланный вернулся через несколько
месяцев, в ноябре, привезя с собой портрет невесты. Этот портрет,
которым словно началась в Москве эпоха Софьи Палеолог, считается
первым на Руси светским изображением. По крайней мере, им были так
изумлены, что летописец назвал портрет «иконой», не найдя другого
слова: «А царевну на иконе написану принесе».
Однако сватовство затянулось, потому что московский митрополит
Филипп долго возражал против брака государя с униаткой, к тому же
воспитанницей папского престола, боясь распространения
католического влияния на Руси. Только в январе 1472 года, получив
согласие иерарха, Иван III отправил посольство в Рим за невестой.
Уже 1 июня по настоянию кардинала Виссариона в Риме совершилось
символическое обручение – помолвка принцессы Софьи и великого князя
московского Ивана, которого представлял русский посол Иван Фрязин.
В том же июне Софья тронулась в путь с почетной свитой и папским
легатом Антонием, которому вскоре пришлось воочию убедиться в
напрасности надежд, возлагаемых Римом на этот брак. По католической
традиции, впереди шествия несли латинский крест, чем приводили в
сильное смущение и волнение жителей России. Узнав о том, митрополит
Филипп пригрозил великому князю: «Буде позволишь в благоверной
Москве нести крест перед латинским епископом, то он внидет в единые
врата, а я, отец твой, изыду другими вон из града». Иван III
немедленно выслал боярина навстречу процессии с приказом убрать
крест в сани, и легату пришлось с великим неудовольствием
подчиниться. Сама принцесса повела себя, как и пристало будущей
правительнице Руси. Вступив на псковскую землю, она первым делом
посетила православный храм, где приложилась к иконам. Легату и
здесь пришлось повиноваться: последовать за ней в церковь, а там и
поклониться святым иконам и приложиться к образу Богоматери по
приказу деспины (от греческого деспот – «правитель»). А
потом Софья пообещала восхищенным псковичам свою защиту перед
великим князем.
Иван III не намеревался ни воевать за «наследство» с турками, ни
тем более принимать Флорентийскую унию. И Софья вовсе не собиралась
окатоличивать Русь. Напротив, она явила себя деятельной
православной. Некоторые историки считают, что ей было все равно,
какую веру исповедовать. Другие же предполагают, что Софья,
по-видимому, воспитанная в детстве афонскими старцами, противниками
Флорентийской унии, в глубине души была глубоко православной. Она
умело скрывала свою веру от могущественных римских «покровителей»,
которые не оказали помощи ее родине, предав ее иноверцам на
разорение и гибель. Так или иначе, этот брак только усилил
Московию, способствуя ее обращению в великий Третий Рим.
Кремлевская деспина
Ранним утром 12 ноября 1472 года Софья Палеолог прибыла в
Москву, где все было готово к свадебному торжеству,
приуроченному к именинам великого князя – дню памяти святого
Иоанна Златоуста. В тот же день в Кремле во временной
деревянной церкви, поставленной около строящегося Успенского
собора, чтобы не прекращать богослужений, государь обвенчался
с ней. Византийская принцесса впервые тогда увидела своего
супруга. Великий князь был молод – всего 32 года, хорош собой,
высок и статен. Особенно замечательными были его глаза,
«грозные очи»: когда он гневался, женщины падали в обморок от
его страшного взгляда. И прежде Иван Васильевич отличался
крутым характером, а теперь, породнившись с византийскими
монархами, он превратился в грозного и властного государя. В
том была немалая заслуга его молодой жены.
Венчание в деревянной церквушке произвело сильное впечатление на
Софью Палеолог. Византийская принцесса, воспитанная в Европе,
многим отличалась от русских женщин. Софья принесла с собой свои
представления о дворе и могуществе власти, и многие московские
порядки пришлись ей не по сердцу. Ей не нравилось, что ее державный
муж остается данником татарского хана, что боярское окружение ведет
себя слишком вольно со своим государем. Что русская столица,
построенная сплошь из дерева, стоит с залатанными крепостными
стенами и с обветшавшими каменными храмами. Что даже государевы
хоромы в Кремле деревянные и что русские женщины глядят на мир из
окошечка светелок. Софья Палеолог не только произвела перемены при
дворе. Некоторые московские памятники обязаны ей своим
возникновением.
Она привезла на Русь щедрое приданое. После венчания Иван III
принял в герб византийского двуглавого орла – символ царской
власти, поместив его и на своей печати. Две головы орла обращены на
Запад и Восток, Европу и Азию, символизируя их единство, а также
единство («симфонию») духовной и светской власти. Собственно же
приданым Софьи была легендарная «либерия» – библиотека, привезенная
будто бы на 70 подводах (больше известная как «библиотека Ивана
Грозного»). Она включала в себя греческие пергаменты, латинские
хронографы, древневосточные манускрипты, среди которых были
неизвестные нам поэмы Гомера, сочинения Аристотеля и Платона и даже
уцелевшие книги из знаменитой Александрийской библиотеки. Увидев
деревянную Москву, обгоревшую после пожара 1470 года, Софья
испугалась за судьбу сокровища и на первое время спрятала книги в
подклет каменной церкви Рождества Богородицы на Сенях – домовой
церкви московских великих княгинь, построенной по приказанию святой
Евдокии, вдовы Дмитрия Донского. А собственную казну, по
московскому обычаю, положила на сохранение в подпол кремлевской
церкви Рождества Иоанна Предтечи – самой первой церкви Москвы,
стоявшей до 1847 года.
По преданию, она привезла с собой в подарок мужу «костяной
трон»: его деревянный остов весь был покрыт пластинами из слоновой
и моржовой кости с вырезанными на них сюжетами на библейские темы.
Этот трон известен нам как трон Ивана Грозного: царь именно на нем
изображен скульптором М. Антокольским. В 1896 году трон установили
в Успенском соборе для коронации Николая II. Но государь приказал
поставить его для императрицы Александры Федоровны (по другим
данным – для своей матери, вдовствующей императрицы Марии
Федоровне), а сам пожелал короноваться на троне первого Романова. И
ныне трон Ивана Грозного – самый древний в кремлевском
собрании.
Софья привезла с собой и несколько православных икон, в том
числе и, как предполагают, редкую икону Божией Матери «Благодатное
Небо». Икона находилась в местном чине иконостаса кремлевского
Архангельского собора. Правда, по другому преданию, эта икона была
привезена в древний Смоленск из Константинополя, а когда город
захватила Литва, этим образом благословили литовскую княжну Софью
Витовтовну на брак с великим московским князем Василием I. Икона,
которая сейчас находится в соборе, – список с того древнего образа,
исполненный по повелению Федора Алексеевича в конце XVII века. По
традиции москвичи приносили к образу Божией Матери «Благодатное
Небо» воду и лампадное масло, которые исполнялись лечебными
свойствами, поскольку эта икона обладала особой, чудодейственной
целительной силой. И еще после свадьбы Ивана III в Архангельском
соборе появилось изображение византийского императора Михаила III,
родоначальника династии Палеолог, с которой породнились московские
правители. Так утверждалась преемственность Москвы Византийской
империи, а московские государи представали наследниками
византийских императоров.
После свадьбы и сам Иван III почувствовал необходимость
перестроить Кремль в могущественную и неприступную цитадель. Все
началось с катастрофы 1474 года, когда Успенский собор, возводимый
псковскими мастерами, рухнул. В народе тотчас поползли слухи, что
беда стряслась из-за «грекини», прежде пребывавшей в «латинстве».
Пока выяснили причины обрушения, Софья посоветовала мужу пригласить
итальянских архитекторов, которые тогда были лучшими мастерами в
Европе. Их творения могли сделать Москву равной по красоте и
величественности европейским столицам и поддержать престиж
московского государя, а также подчеркнуть преемственность Москвы не
только Второму, но и Первому Риму. Ученые подметили, что итальянцы
ехали в неведомую Московию без страха, ибо деспина могла дать им
защиту и помощь. Иногда встречается утверждение, будто бы это Софья
подсказала мужу мысль пригласить именно Аристотеля Фиораванти, о
котором она могла слышать в Италии или даже знать его лично, ведь
он был на родине знаменит как «новый Архимед». Так это или нет,
только русский посол Семен Толбузин, отправленный Иваном III в
Италию, пригласил Фиораванти в Москву, и тот с радостью
согласился.
В Москве его ждал особый, секретный заказ. Фиораванти составил
генеральный план нового Кремля, возводимого его соотечественниками.
Есть предположение, что неприступную крепость соорудили и для
защиты либерии. В Успенском соборе зодчий сделал глубокий подземный
склеп, куда сложили бесценную библиотеку. Этот-то тайник и
обнаружил случайно великий князь Василий III спустя много лет после
смерти родителей. По его приглашению в 1518 году в Москву для
перевода этих книг приехал Максим Грек, который будто бы успел
рассказать о них перед смертью Ивану Грозному, сыну Василия III.
Где оказалась эта библиотека во времена Грозного, до сих пор
неизвестно. Ее искали и в Кремле, и в Коломенском, и в
Александровской слободе, и на месте Опричного дворца на Моховой. А
теперь появилось предположение, что либерия покоится под дном
Москвы-реки, в подземельях, прорытых от палат Малюты Скуратова.
Возведение некоторых кремлевских храмов также связано с именем
Софьи Палеолог. Первым из них был собор во имя святого Николая
Гостунского, построенный около колокольни Ивана Великого. Прежде
там был ордынский двор, где жили ханские наместники, и такое
соседство удручало кремлевскую деспину. По преданию, Софье во сне
явился сам святой Николай Чудотворец и повелел построить на том
месте православный храм. Софья проявила себя как тонкий дипломат:
она направила к жене хана посольство с богатыми дарами и, рассказав
о явленном ей чудесном видении, просила уступить ей землю в обмен
на другую – за пределами Кремля. Согласие было получено, и в 1477
году появился деревянный Никольский собор, позднее замененный
каменным и простоявший до 1817 года. (Напомним, что дьяконом этого
храма был первопечатник Иван Федоров). Впрочем, историк Иван
Забелин считал, что по приказу Софьи Палеолог в Кремле выстроили
другую церковь, освященную во имя святых Космы и Дамиана, которая
не дожила до наших дней.
Предания называют Софью Палеолог основательницей Спасского
собора, который, правда, при возведении Теремного дворца в XVII
веке был построен заново и стал тогда же называться Верхоспасским –
из-за своего расположения. Другое предание гласит, что Софьей
Палеолог был привезен в Москву храмовый образ Нерукотворного Спаса
этого собора. В XIX веке художник Сорокин писал с него образ
Господа для храма Христа Спасителя. Этот образ чудом сохранился до
наших дней и теперь находится в нижнем (стилобатном) Преображенском
храме как его главная святыня. Известно, что Софья Палеолог
действительно привезла образ Спаса Нерукотворного, которым
благословил ее отец. В кремлевском соборе Спаса на Бору хранился
оклад с этого образа, а на аналое лежала икона Всемилостивого
Спаса, тоже привезенная Софьей.
С храмом Спаса на Бору, который тогда был соборным храмом
кремлевской Спасской обители, и деспиной связана еще одна история,
благодаря которой в Москве появился Новоспасский монастырь. После
свадьбы великий князь все еще жил в деревянных хоромах, то и дело
горевших в частых московских пожарах. Однажды самой Софье пришлось
спасаться от огня, и она наконец попросила мужа построить каменный
дворец. Государь решил сделать жене приятное и исполнил ее просьбу.
Так собор Спаса на Бору вместе с обителью оказался стеснен новыми
дворцовыми постройками. И в 1490 году Иван III перенес обитель на
берег Москвы-реки в пяти верстах от Кремля. С тех пор монастырь
стал именоваться Новоспасским, а собор Спаса на Бору остался
обычной приходской церковью. Из-за постройки дворца долго не
восстанавливалась кремлевская церковь Рождества Богородицы на
Сенях, тоже пострадавшая от пожара. Лишь когда дворец был готов
окончательно (а это случилось только при Василии III), у него
появился второй этаж, и в 1514 году архитектор Алевиз Фрязин поднял
Рождественский храм на новый уровень, отчего он и сейчас виден с
Моховой улицы.
В XIX веке во время раскопок в Кремле обнаружили чашу с
античными монетами, чеканенными при римском императоре Тиверии. По
мнению ученых, эти монеты привез кто-то из многочисленной свиты
Софьи Палеолог, в которой были уроженцы и Рима, и Константинополя.
Многие из них заняли государственные посты, стали казначеями,
послами, переводчиками. В свите деспины на Русь прибыл А. Чичери,
предок бабушки Пушкина, Ольги Васильевны Чичериной, и знаменитого
советского дипломата. Позднее Софья пригласила из Италии врачей для
семьи великого князя. Занятие врачеванием было тогда очень опасным
для иностранцев, особенно когда дело касалось лечения первого лица
государства. Требовалось полное выздоровление высочайшего пациента,
в случае же смерти больного у самого врача отнималась жизнь.
Так, лекарь Леон, выписанный Софьей из Венеции, поручился
головой, что вылечит страдавшего подагрой наследника – князя Ивана
Ивановича Младого, старшего сына Ивана III от первой жены. Однако
наследник умер, и лекаря казнили в Замоскворечье на Болвановке. В
смерти молодого князя народ обвинил Софью: ей особенно могла быть
выгодна смерть наследника, ибо она мечтала о престоле для своего
сына Василия, родившегося в 1479 году.
Софью не любили в Москве за ее влияние на великого князя и за
перемены в московской жизни – «нестроения великие», как выразился
боярин Берсень-Беклемишев. Она вмешивалась и во внешнеполитические
дела, настаивая, чтобы Иван III перестал платить дань ордынскому
хану и освободился от его власти. И будто бы однажды молвила она
мужу: «Я отказала в руке своей богатым, сильным князьям и королям,
для веры вышла за тебя, а ты теперь хочешь меня и детей моих
сделать данниками; разве у тебя мало войска?» Как отметил В.О.
Ключевский, искусные советы Софьи всегда отвечали тайным намерениям
ее мужа. Иван III действительно отказался платить дань и растоптал
ханскую грамоту прямо на ордынском дворе в Замоскворечье, где потом
возвели Преображенский храм. Но и тогда народ «наговорил» на Софью.
Перед выходом к великому стоянию на Угре в 1480 году Иван III
отправил жену с малыми детьми на Белоозеро, за что ему приписали
тайные намерения бросить власть и бежать с супругой, если хан Ахмат
возьмет Москву.
Освободившись от ханского ига, Иван III ощутил себя
полновластным государем. Стараниями Софьи дворцовый этикет стал
напоминать византийский. Великий князь сделал жене «подарок»: он
разрешил ей иметь собственную «думу» из членов свиты и устраивать
«дипломатические приемы» на своей половине. Она принимала
иностранных послов и заводила с ними учтивую беседу. Для Руси это
было неслыханное новшество. Изменилось обращение и при государевом
дворе. Византийская принцесса принесла мужу державные права и, по
словам историка Ф.И. Успенского, право на трон Византии, с чем
пришлось считаться боярам. Прежде Иван III любил «против себя
встречу», то есть возражения и споры, но при Софье изменил
обращение с придворными, стал держать себя недоступно, требовал
особого почтения и легко впадал в гнев, то и дело налагая опалу.
Эти напасти тоже приписали пагубному влиянию Софьи Палеолог.
Между тем их семейная жизнь не была безоблачной. В 1483 году
брат Софьи Андрей выдал свою дочь замуж за князя Василия
Верейского, правнука Дмитрия Донского. Софья преподнесла племяннице
на свадьбу ценный подарок из государевой казны – украшение, прежде
принадлежавшее первой жене Ивана III Марии Борисовне, естественно
полагая себя в полном праве сделать этот подарок. Когда великий
князь хватился украшения, чтобы пожаловать его невестке Елене
Волошанке, подарившей ему внука Дмитрия, разразилась такая буря,
что Верейскому пришлось бежать в Литву.
А вскоре и над головой самой Софьи нависли грозовые тучи:
начались распри по поводу наследника престола. У Ивана III от
старшего сына остался внук Дмитрий, родившийся в 1483 году. Софья
же родила ему сына Василия. Кому из них должен был достаться
престол? Эта неопределенность стала причиной борьбы между двумя
придворными партиями – сторонниками Дмитрия и его матери Елены
Волошанки и сторонниками Василия и Софьи Палеолог.
«Грекиню» тут же обвинили в нарушении законного
престолонаследия. В 1497 году недруги наговорили великому князю,
будто Софья хочет отравить его внука, чтобы посадить на престол
собственного сына, что ее тайно посещают ворожеи, готовящие
ядовитое зелье, и что сам Василий участвует в этом заговоре. Иван
III принял сторону внука, арестовал Василия, ворожей велел утопить
в Москве-реке, а жену от себя удалил, демонстративно казнив
нескольких членов ее «думы». Уже в 1498 году он венчал в Успенском
соборе Дмитрия как наследника престола. Ученые считают, что именно
тогда зародилось знаменитое «Сказание о князьях Владимирских» –
литературный памятник конца XV – начала XVI веков, где повествуется
о шапке Мономаха, которую византийский император Константин Мономах
будто бы прислал с регалиями своему внуку – киевскому князю
Владимиру Мономаху. Таким образом доказывалось, что русские князья
породнились с византийскими правителями еще во времена Киевской
Руси и что потомок старшей ветви, то есть Дмитрий, обладает
законным правом на престол.
Однако способность плести придворные интриги была у Софьи в
крови. Она сумела добиться падения Елены Волошанки, обвинив ее в
приверженности ереси. Тогда великий князь наложил на невестку и
внука опалу и в 1500 году нарек Василия законным наследником
престола. Кто знает, по какому пути пошла бы русская история, если
бы не Софья! Но Софье выпало недолго наслаждаться победой. Она
умерла в апреле 1503 года и была с почетом похоронена в кремлевском
Вознесенском монастыре. Иван III умер два года спустя, и в 1505
году Василий III взошел на престол.
В наши дни ученые сумели восстановить по черепу Софьи Палеолог
ее скульптурный портрет. Перед нами предстает женщина выдающегося
ума и сильной воли, что подтверждает многочисленные предания,
сложенные вокруг ее имени.
|