Старые карты Москвы

Музеи Москвы

Книги о Москве

Статьи о Москве

Каталог ссылок

Найти:
на сайте
testan.narod.ru Народ.Ру Яндексе

---

Подпишись на рассылку
О Московском крае:

XIII

Комнаты огласились плачем. Митя Усов скончался. В зале, на том же столе, где с вечера гостеприимно пыхтел самовар и пахло калуфером и смолкой, лежал в мундире покойник. Плотники в сарае ладили гроб. Ожидали из Бородина старика священника, который крестил Митю и подарил ему голубей. Покойника уложили в гроб; в головах зажгли свечи. Ефимовна, впереди крестьян, с горьким плачем молилась, простираясь перед гробом. Заходившее солнце косыми лучами светило в окна залы. Русые и черные головы бородатых и безбородых крестьян усердно кланялись в молитве. “Соколик ты мой, не пожил, - думала Арина. - И ружье по твоему заказу наладили, и пистолеты... Вырыли яму тебе в саду, где ты ребенком бегал, тут же, невдали от дома, на холму... далеко с него будет видна твоя могилка...” Нанятый фельдшером до Москвы возница во дворе ладил обратно свою телегу. Фельдшер рассчитывал добраться к ночи до Колоцкого монастыря, чтобы оттуда возвратиться к наступавшей армии. Подъехал священник. Начали служить панихиду. За деревьями, у мельницы, в это время показались какие-то всадники. Мелькали лошади, пики, кивера.

- Батюшки светы, французы! - крикнул кто-то во весь голос у сарая. Поднялась суета. Дали знать в дом. Крестьяне, выбежавшие оттуда на крыльцо, увидели во дворе кучку военных. То были казаки. Впереди их ехал усатый, седой и плотный, с черными бровями, саперный офицер.

- Кто здесь хозяева? - окликнул офицер мужиков. - Доложите господам.

- Старик хозяин, ваша милость, за Волгой, а молодого привезли раненого из армии... утречком кончился здесь! - ответил Клим с поклоном. - Это служим панихиду...

Офицер набожно перекрестился.

- Ишь крестится, - шептали мужики, - не француз, нашей веры.

Офицер слез с коня и с казачьим урядником вошел в дом. По окончании панихиды он отозвал Клима в сторону.

- Ты староста?

- Так точно-с, - ответил, гордо выпрямляясь, Клим.

- Ну, вот тебе, староста, приказание, - негромко объявил офицер. - Скоро, может быть, даже завтра... здесь, в окрестностях, явится вся наша армия... будет большое сражение. Клим побледнел и понурил голову.

- Усадьба ваших господ не на месте, - продолжал офицер, - ее велено снести... Да ты слушай и со образи - велено немедленно... сегодня же... На том вон холме, у Горок, поставятся пушки, будет батарея, может, и большой редут... а дом и усадьба ваших господ - под выстрелами, будут мешать... понял?

- Не на месте! Под выстрелами! - удивленно, топчась ногами, проговорил сильно озадаченный Клим. - Но куда же снести и легкое ли это дело?

- А вот увидишь, - строго проговорил сапер, сдвигая черные кустоватые брови.

- Наши же хибарочки, избы? Всего семь дворов... куда их? Экий разор!

- Ваши внизу, под горой: посмотрим, может, еще и останутся.

- А покойник? - спросил, озираясь, Клим.

- Отпеть, да с богом и хоронить. Только живее! смеркает! - торопливо заключил, не глядя на него, офицер. - Прежде же всего удали баб... этого вою чтоб поменьше... Клим объявил приказ Арине. Убитая горем, растерянная старуха остолбенела.

- Батюшка, ваше благородие, - вскрикнула она, падая в ноги офицеру, - не разоряй! Мне заказан господский дом; может, они, лиходеи, и так еще уйдут... Куда вынести, где спрятать экое господское добро? Сколько накоплено, нажито! Отцы ихние, матери хлопотали...

Офицер, с досадой подергивая усы, отозвал в конец залы священника и фельдшера. Размахивая руками и сердито смотря куда-то в сторону, как бы грозя там кому-то, он переговорил с ними и вышел. Священник велел дьячку опять зажечь свечи и облачился. Началось отпевание. Покойника наскоро вынесли и опустили в могилу. Пока его зарывали, велели запрячь старую господскую бричку, одели обеспамятевшую Арину в шубейку, посадили ее в бричку с Феней и с фельдшером и отправили в Любаново. Близился вечер.

- Там тебе, бабушка, будет спокойнее, - утешал ее фельдшер, - с богом! Я вас туда провожу. Господа сберегут вас, а то село, слышно, в стороне, не под пушками...

- Жгите, голубчики, жгите, коли на то воля господня! - причитывала, уезжая, Арина. - Не один усовский дом погибнет; всем нам гибель и смерть... Бричка и телега спустились в околицу.

- Ну, а теперь ты, староста, и вы, ребята, слушать! - обратился офицер еще строже к Климу и мужикам. - За работу, да живее... выносите, прячьте, куда знаете, добро вашего господина, да и ваше... сроку вам час, много два... а там соломы, огня!

- Родимые, да что же это, - заголосил кто-то из толпы мужиков, - толковали о врагах, а тут свои...

- Бунтовать? - крикнул офицер. - Против воли начальства? А виселица? Ларионов, вяжи его!..

Казаки и саперы рассыпались по двору. Мужики бегали, не помня себя от страха, и выносили разную кладь. Сверкнул огонь. Кто-то с пучком пылающей соломы побежал в сенник. Загорелся скотный двор. Дым укрыл взгорье. Бабы и дети неистово голосили.

Становилось темно. От Любанова лесистым косогором к Новоселовке в это время мчалась на ямских небольшая городская карета. В ней сидели Илья Тропинин и Аврора. Дорогу и ближайшие окрестности еще было видно. Оба путника молчали. Им попадались навстречу одинокие и кучками казаки, осматривавшие окрестность. До Новоселовки оставалось версты три. Еще ее не было видно за густым лесом. Илья, не обращая внимания на казаков, думал о раненом Мите, Аврора спрашивала себя: “Если Митя так опасно ранен, что с Базилем? Он так стремился; уже начались сражения...”

- Что это, будто зарево впереди? - вдруг спросила Аврора. Илья выглянул из кареты.

- Так и есть! Ямщик, - крикнул он в окно, - где это горит? Не в стороне ли Новоселовки?

- Должно, там... захотелось, видно, бабам свежего хлебушка, ну, овин... и не убереглись.

Лошади пробежали еще несколько минут. Лес кончился. За ним открылась зеленая, пересеченная холмами долина; за долиною синели новые леса и холмы. На одном из пригорков широким пламенем, далеко распростирая зарево, пылало несколько зданий. Крылатая мельница, еще не вполне охваченная пламенем, чернела среди клубов дыма и огненных полос. Над нею в искрах метались и вились тучи голубей. Снизу из долины послышался стук колес; на дороге, между кустов, показался экипаж.

- Ох, ох! соколики! - жалобно причитывал женский голос. - Родимые решилися... конец свету...

То были Ефимовна и Феня с фельдшером. Их остановили, осыпали расспросами. Илья был поражен, едва стоял на ногах. Учившийся под его наблюдением, его любимый крестный брат и друг так нежданно скончался. Слезы катились из его глаз. Он то крестился, то извергал проклятия на французов.

- Вот она, вот... я всегда предрекал, роковая необходимость! - проговорил он, сжимая кулаки. - Цивилизованные варвары, узаконенный разбой!

Аврора усадила Арину с собой, Феню на козлы с кучером, а фельдшера на запятки и еще раз взглянула на пылавшую новоселовскую усадьбу. “Необходимость, - мыслила она, содрогаясь, - уставы, законы войны... Но кому было нужно и чем вознаградят, искупят смерть этого молодого, прекрасного, над кем теперь это зарево? Проклятия злодею, измыслившему эту войну! И неужели на него, как на его предшественника Марата, не найдется новой смелой Немезиды, новой Шарлотты Корде?” Карета помчалась обратно по полю, к которому в наступившую ночь, по обеим сторонам старой Смоленской дороги, уже надвигалась и становилась на позиции вся русская армия. Платя без счета вольным и почтовым ямщикам, Тропинин к обеду следующего дня добрался с Авророй, Ефимовной, Феней и фельдшером до Москвы. Едва войдя к княгине, он объявил, что долее медлить невозможно. Подъезжая к Москве, он и Аврора со стороны Можайска уже слышали за собой раскаты сильной пушечной пальбы. Анна Аркадьевна, выслушав рассказ Мавры, стала было опять под разными предлогами медлить.

- Ну что же, французов разобьют, прогонят! - говорила она.

Илья вышел из себя.

- Это безрассудно! - вскрикнул он. - Умоляю вас, grand'maman (Бабушка (франц.).), немедленно уезжайте, иначе будет поздно, вас прямо захватят в плен, ограбят, напугают, убьют.

- Ax, mon cher (Мой дорогой (франц.).), - ответила с недовольством княгиня Шелешпанская, - уж и в плен! Меня-то, старуху? Впрочем, хороший мой, зови священника, будем служить молебен... Только нельзя же так прямо, без совета с врачом. Пошли за Карпом Иванычем... Все может статься в пути, ну, хоть бы гроза...

- Но какая же, бабушка, гроза осенью, в конце августа? - отозвалась Аврора.

- Не твое дело... бывают случаи и в сентябре... Ты же, Илюша, поезжай к графу Растопчину и спроси его, дозволены ли подобные дела, как с Новоселовкой, хоть бы и на войне? Я напишу к государю; он знал и помнит моего мужа... Кутузов ответит за все.

* Оглавление *